Унылый знак привычек экономных, —Торжественная мебель – вся в чехлах.Но чудилась мне тайна в нишах темных,В двух гипсовых амурах, в зеркалах,В чуланах низких, в комнатах огромных, —Все навевало непонятный страх;И скучную казенную квартируУподоблял я сказочному миру.
XXII
Мне жития угодников святыхРассказывала няня, как с бесамиОни боролись в пустынях глухих.Почтенная старушка в бедном хламеМеж душегреек в сундуках своихХранила четки, ладонку с мощамиИ крестика Афонского янтарь.Я узнавал, как люди жили встарь;
XXIII
Как некое заклятие трикратыМонах над черным камнем произнесИ в воздухе рассыпался проклятый,Подобно стае воронов, утес;Я слушал няню, трепетом объятыйИ любопытством, полный чудных грез,От ужаса я «Отче наш» в кроваткеТвердил всю ночь в мерцании лампадки.
ХХIV
Познал я негу безотчетных грез,Познал я грусть, – чуть вышел из пеленок.Рождало все мучительный вопросВ душе моей; запуганный ребенок,Всегда один, в холодном доме росЯ без любви, угрюмый, как волчонок,Боясь лица и голоса людей,Дичился братьев, бегал от гостей
ХХV
И ждал чудес в тревоге непрестанной:Порой не мог заснуть и весь дрожал,Все кто-то длинный, длинный и туманный,Чернее мрака в комнате стоял...Мне ужас веял в душу несказанный,И громко звал я няню и кричал.И старшие, вокруг моей постели,То на меня сердились, то жалели.
XXVI
И лакомств мне давала мать, отецШутил; его насмешливые речиЯ слушал молча, бледный, как мертвец.И приносили в спальню лампы, свечи:«Вон там, в углу... смотрите!..» – Наконец
Он
исчезал; но жду я новой встречиС Неведомым и знаю, что опятьЕго пред смертью должен увидать.
XXVII
С тех пор доныне в бурях и в покое,Бегу ли я в толпу или под сеньДубрав пустынных, – чую роковоеВсегда, везде, – и в самый светлый день.То древнее, безумное, ночноеПрисутствует в душе моей, как тень,Как ужаса непобедимый трепет,Как вещей Парки неотвязный лепет.
ХХVIII
Но, на прогулку с нянею спеша,В знакомой лавке у Цепного мостаЯ покупал себе на два грошаКоврижки белой, твердой, как береста,И, утреннею свежестью дыша,Опять на мир смотрел легко и просто;И для меня был счастия венецМалиновый прозрачный леденец.
XXIX
В суровом доме, мрачном, как могила,Во мне лишь ты, родимая, спаслаЖивую душу, и святая силаТвоей любви от холода и зла,От гибели ребенка защитила;Ты ангелом-хранителем была,Многострадальной нежностью твоеюМне все дано, что в жизни я имею.