Полное собрание стихотворений

В морщинках добрых, с лысой головой,Он был похож на маленького гнома.На пятом этаже большого домаВ его квартирке плохонькой, порой,По вечерам бывал и наш герой.Жара, веселье, чай и папиросы,И шум, и смех, и важные вопросы.

XLII

Один кричал: «Не признаю народа!..»Другой в ответ: «Толстой сказал...» – «Он врет!»– «Нет, черт возьми, дороже нам свобода...»– «Пусть сапоги Толстой в деревне шьет...»– «Прогресс!.. Интеллигенция!.. Народ!..»Все, наконец, сливалось в общем шуме.Сергей внимал в глубокой, тихой думе.

ХLIII

Пора домой. Он вышел. Ночь ясна.Костры извозчиков пылают с треском,А на Неве голубоватым блескомМерцают глыбы льда, и холоднаВ кольце туманной радуги луна,И полны Сфинксы грусти величавой,И задремал Исакий златоглавый.

ХLIV

Его столбов и портиков гранит,Весь опушенный инеем, блестит,И по углам склонились, недвижимы,Чернея в звездном небе, херувимы...А Невский электричеством залит,Кареты, вывески, кафе, – и звонокВ морозной ночи гул последних конок.

XLV

И думал так наш скептик молодой:«О чем они так спорили, кричали?Народ, культура, знанье, – Боже мой,Но здесь, пред этой ночью голубой,Как жалки все тревоги и печали!Мне в двадцать лет не страшно умереть.И, право, в жизни нечего жалеть.

XLVI

Жалеть!.. Я даже рад тому, что болен.Я волю жить сознаньем превозмог,Как Шопенгауэр говорит...» ДоволенБыл юный наш философ тем, что могЦитатой подтвердить свой монолог.Он чувствовал себя оригинальным,Обиженным, и гордым, и печальным.

XLVII

В своих глазах он был почти велик.Не понимал Сережа в этот миг,Что пессимизм дешевый и банальный,Всю эту грусть он взял из модных книг,Из фельетонов да статьи журнальной,Что свой красивый, мрачный идеалОн у поэта Минского украл.

XLVIII

И между тем, как цепью бриллиантовНад Невским ряд полночных солнц горел,На улицу с презреньем он глядел,На бедняков, публичных женщин, франтов...«Как я далек от их ничтожных дел!..Живут, страдают, любят, суетятся,А смерть придет, – как сон они умчатся!..»

XLIX

И в шубу он закутался плотней,И сделалось тепло ему от меха,От сладостного внутреннего смехаНад глупой жизнью маленьких людей;Он опьянен был горестью своей,Она ему казалась необъятной:Ведь над собой поплакать так приятно.

L

Пришел домой, разделся он и лег.Но мучил кашель, голова горела...Потухли грезы. Слаб и одинок,Он ласки жаждал и уснуть не мог.А ночь в глаза так пристально глядела,И, как могильный камень, тяжела,Теперь уж скорбь не шуткою была.

LI