Но кончен курс. Теперь бы жить, трудиться,А он, Обломов в двадцать лет, скучал,Не знал, что делать, жил на капитал,В отчаянье, чтоб как-нибудь забыться,Он сотни две томов перечитал,Собой, людьми и жизнью недоволен...А в сущности, Сергей был просто болен.
LХХIII
Гнилая петербургская весна,Темнеет снег и тает понемножку.Потоп! Столица вся запружена.И барышня, показывая ножку,Над лужею порой краснеть должна.Но дворники работают повсюду:И колят, рубят снег и валят в груду.
LXXIV
Лишь изредка, чтоб обмануть, блеснетВ туманах луч болезненного солнца, —И вывеска над лавкою сверкнет,Стекло, фонарь иль в глыбах синий ледНа санках с мокрой клячею чухонца...И дождь да снег – опять на целый день,И все больны, из дома выйти лень.
LXXV
Чиновники о даче грезят снова,И жаворонков в булочных пекут;Мечтают дети, скоро ль побегутИграть в серсо вкруг дедушки Крылова;Кругом от тифа да чахотки мрут,А Фофанов в невозмутимых грезахПоет себе о соловьях да розах.
LXXVI
Забелин простудился, кашлять стал.Ему лекарство доктор прописал.Не помогло, – он осмотрел серьезно,Послушал грудь и, наконец, сказал:«Советую на юг, пока не поздно.Вам вреден Петербург». Сергей тотчасСобрался и поехал на Кавказ.
LXXVII
Порою как-то душно мне в вагоне...Я отрицать не думаю прогресс, —Но то ли дело бешеные кони,И песня ямщика, и даль небес,И вольный воздух, и сосновый лесС росистым мхом, с весеннею фиалкой!..Увы! мне нашей старой тройки жалко.
LXXVIII
Локомотив – хорош... Но сундучкиКапризных дам, кондуктора, билеты, —Какая пытка!.. Копоть да свистки,На станциях – холодные котлеты,Рыдают дети и визжат болонки,И на голову валятся картонки...
LXXIX
Зато герой наш сердцем отдохнул,Когда из душного вагона вышел,Еще на даль морскую не взглянулИ лишь, смутясь, издалека услышал,Какой-то грозный, непонятный гул,И вдруг подумал: «Море!» – и, сверкая,Пред ним открылась бездна голубая...
LХХХ
Вот – пароход. Забелин – на корме,Где пахнут дегтем влажные канаты.Теснились думы чудные в уме,Следил он, смутной радостью объятый,Как выступали звезды в синей тьмеИ как с чертой великой горизонтаСливалась даль темнеющего Понта.
LXXXI
Он видит раз: над морем в небесахПовисло ожерелье из алмаза.Оно мерцало в утренних лучах,И сердце сжал какой-то чудный страх:То были вечные снега Кавказа.Они внимали шуму волн морских, —И холодом повеяло от них...