Полное собрание творений

Жили мы тогда в Святом Василии[115].

Так вот, после таких восьми лет — от палки, которой я каждый день бил свое тело из-за плотской брани, от поста, который я держал, от бдения и других подвигов — я превратился в труп. И слег больным. И уже отчаялся, ибо потерял надежду победить бесов и страсти.

И однажды ночью, когда я сидел, открылась дверь. Я, склонившись, творил умную молитву и не посмотрел. Подумал, что это отец Арсений[116] открыл. Затем чувствую снизу чью-то руку, раздражающую меня к наслаждению. Смотрю и вижу беса блуда, плешивого. Я бросился на него, как собака, — в такой я был на него ярости, — и схватил его. И на ощупь щетина у него была, как у свиньи. И он исчез. Всё вокруг наполнилось вонью. И с этого мгновения ушла вместе с ним и плотская брань. И я пришел после этого в великое бесстрастие, как младенец.

В тот вечер показал мне Бог злобу сатаны. Был я очень высоко, в каком-то прекрасном месте, а внизу была большая равнина и рядом море. И были поставлены бесами тысячи ловушек. И проходили монахи. И когда они падали, ловушки хватали одного за голову, другого — за ногу, иного — за руку, за одежду, кого за что можно было ухватить. А глубинный змей высунул голову из моря и, испуская пламя из своей пасти, глаз и ноздрей, радовался и веселился падению монахов. Я же, видя это, бранил его: «О глубинный змей! Так-то ты нас обманываешь и уловляешь!»

И пришел я в себя, и были у меня как радость, так и скорбь. Радость — ибо увидел ловушки диавола. Скорбь — о нашем падении и об опасности, которой мы подвергаемся до конца дней.

С тех пор достиг я великого мира и молитвы. Но он не унимается. Обратил против меня людей. Для того я тебе это пишу, чтобы проявляли терпение ты и остальные братья.

В этой жизни нужно бороться, если хочешь выиграть. Это не шутки! Ты воюешь с нечистыми духами, которые стреляют в нас не пирожными и мармеладом, а острыми пулями, убивающими душу, а не тело.

Только не печалься. Не робей. У тебя есть помощь. Я тебя несу. Я поистине видел тебя вчера во сне, мы поднимались вместе ко Христу. Итак, восстань и беги вслед за мной.

Только будь внимателен, раз уж видел ловушки лукавых. И горе тому, кого они схватят: нелегко ему будет вырваться из их когтей.

Конечно, диавол, как бы он этого ни хотел, не сможет [без нас,] в одиночку, нас погубить, если мы не посодействуем его злобе. Но и Бог тоже не желает один, [без нас,] спасти нас, если мы не станем соработниками Его благодати в нашем спасении. Бог всегда помогает, всегда успевает, но хочет, чтобы и мы потрудились, сделали то, что можем.

Поэтому не говори, что ты не преуспел и почему не преуспел и тому подобное. Ведь преуспеяние зависит не только от человека, даже если он [того] захочет, даже если и много потрудится. Сила Божия, благодать Его благословенная — она делает всё, когда примет то, что сделано нами. Она поднимает падшего, она возводит низверженного[117].

Этого Бога и Спасителя нашего будем просить и мы от всего сердца, чтобы Он пришел: восставил расслабленного, воздвиг четверодневного Лазаря, дал глаза слепому, напитал алчущего.

Письмо 25-е

То, что ты вкусил, дитя мое, в твоей молитве той ночью, — это действие благодати. Снова ищи, чтобы Господь дал тебе это, когда Ему будет угодно.

Знаю об одном знакомом брате[118], как тот однажды встретился со многими искушениями и весь тот день провел в слезах, ничего не вкушая.

И когда заходило солнце, он, сидя на камне, смотрел на храм Преображения на вершине [Афона] и, плача, просил с болью, говоря: «Господи, как Ты преобразился пред Твоими учениками, преобразись и в моей душе! Укроти страсти, умири мое сердце! Дай молитву молящемуся и удержи мой неудержимый ум!»

И когда он это с болью произносил, пришло оттуда, от храма, некое дуновение, как легкий ветер, полный благоухания, который, как он мне говорил, наполнил его душу радостью, просвещением, божественной любовью. И начала в нем со сладостью непрестанно истекать из сердца молитва.

И тогда, встав, он вошел туда, где жил, ибо уже наступила ночь, и, склонив голову на грудь, начал вкушать сладость, которую изливала данная [ему] молитва. И сразу был восхищен в созерцание, весь став вне себя.

Его не окружают стены и скалы. Он за пределами всякого пожелания. В некоей тишине, в преизобильном свете, на безграничной шири. Без тела. И только одним занят его ум: чтобы не вернуться более в тело, а остаться навсегда там, где он сейчас.

Это было первое созерцание, которое видел тот брат. И он снова вернулся в себя и подвизался, чтобы спастись.

Я присел, и немного пришел в себя, и, вспомнив всё вышесказанное, связываю порвавшуюся струну. И, взяв свою лиру, воспеваю терния, которые собираю в пустыне. Так вот, приди и снова погости под моей сенью. А я соберу тебе от терний смолу благоуханную. И когда на тебя будет находить скорбь, снова вникай в смысл сказанного, и мои слова покажутся тебе слаще меда.