– Ну что ты уткнулась в этот журнал! Сейчас придёт знаменитый дизайнер. Он будет отделывать наш дом, куча денег, но зато я смогу пригласить Лаис и других знаменитых людей. Я это сделаю его руками. Здорово я придумала?
– Гениально, – насмешливо сказала Оливия.
– Но ты ещё не всё знаешь. Я хочу приобрести картину, которую видела в Испании. Знаешь, портрет какого-то мрачного человека с тяжёлым взглядом. Она выставлена в музее Прадо. Её написал какой-то Гойя…
– Гойя? Ты представляешь, сколько она стоит, мама? Кстати, ты знаешь, кто такой Гойя? Если бы этот портрет выставили на аукцион, за него пришлось бы выложить целое состояние.
– Можно сделать копию, эффект будет тот же самый! Я бы очень хотела поставить здесь большую вазу, говорят, сейчас это очень модно. И самое главное, мне нужна старинная мебель. Придётся купить.
– Старинную мебель не покупают, а получают в наследство, мамочка!
Если женщина глупа и вздорна, если её голова не занята ничем, кроме чепухи, то неважно, живёт она в аристократическом районе или в предместье, содержит модный магазин или жалкую лавчонку, – материя, из которой состоит их жизнь, одна и та же. И если им достаются кроткие, покладистые мужья – их участь, их быт до удивления схожи.
Ни Китерия не знала о существовании Эмилии, ни Эмилия о существовании Китерии, но суть этих женщин была одинакова.
Эмилия – бездельница и сплетница, презирающая соседей, мечтающая перебраться поближе к центру, оживлялась, найдя занятие, хоть и другого масштаба, нежели отделка дома и водружение на стену плохой копии великого художника, но столь же, идиотического.
Она притащила в дом маленький ручной пылесос и с увлечением пылесосила им себя. Пылесосила не только платье, но и лицо, руки, шею.
– Эмилия, что ты делаешь? – спросил оторопело Урбано.
– Смотри, как здорово! Теперь я знаю, как работает эта штука.
– Ты дашь мне поесть?
– Какая прелесть, Урбано, ты только посмотри! Я весь город обошла, пока она мне попалась. Можно сэкономить на массажистке.
– А аппарат для измерения давления тебе опять не попался? Мне он необходим, ты же знаешь.
– Ты как старая пластинка, заладил одно и то же.
– Я действительно немолод, хотя и не пластинка. И у меня гуляет давление, аппарат – не блажь, а…
– Поводи мне по спине, – попросила Эмилия.
– Ты что? Что это значит? – изумился Урбано.
– Поводи этой штукой по спине, неужели непонятно. Как приятно! Это так приятно…
– На самом деле? Но у него какой-то странный звук и попахивает горелым…
– Ерунда. Поднимись выше. Дурак, ты порвал цепочку, неужели трудно было отодвинуть цепочку?
– Цепочку можно починить у Баррозо, а вот эта диковина сгорела.
– Если с тобой свяжешься – сплошные убытки, какая же я дура, что вышла за тебя замуж! У меня были такие женихи…
– Не горюй. Ещё лет двадцать, и я исправлюсь.
– Я пошла к Баррозо.
И Эмилия, уложив цепочку в бумажку, отправилась в ювелирную лавку.
Урбано повертел в руках дешёвый пластмассовый пылесос и выбросил его в мусорное ведро со словами:
– Господи, как же с ней тяжело!
Эмилия вошла в лавку Баррозо как раз в тот момент, когда хозяин давал Мерседес расчёт.
– Вот всё, что тебе причитается, – он протянул Мерседес несколько купюр. – Честно говоря, я мог бы удержать эти деньги в счёт долга твоей матери.
– Мои расчёты с вами – это мои расчёты, а ваши расчёты с матерью – это ваши расчёты. Не надо их путать. – Мерседес положила деньги в сумочку.
– Вот как?! – Баррозо насмешливо поднял брови. – Твоя мать придерживается другого мнения, и когда…
– Извините, сеньор Баррозо, я бы хотела получить от вас рекомендацию.
– Я решил этого не делать…
– Но мама сказала…
– А теперь передумал, – отрезал Баррозо. – Послушай, ты же по существу обворовала меня. Если бы Жену тебя не выручила, ты бы сидела за решёткой.
Мерседес резко повернулась и пошла к двери. Увидев Эмилию, она словно споткнулась, но взяла себя в руки и гордо подняла голову.
– Фу ты, ну ты, какие мы, – сказала ей вслед Эмилия.
Эмилия пришла домой, запыхавшись.
– Теперь я всё знаю, – сообщила она мужу с порога. – Теперь понятно, почему Жену вдруг передумала выкупать магазин. Она отдала деньги Баррозо. Кто бы мог подумать – Мерседес со своим ангельским личиком оказалась воровкой! А Жену, дура этакая, покрывает их. Дочь – воровка, из-за сыночка погиб Алваренга.
– Не выдумывай, Эмилия. Давай обедать.
– Я устала. Накрой на стол, милый.
– Ты всё преувеличиваешь, Эмилия, – укорил Урбано, расставляя тарелки. – Ты бы ещё сказала, что Алваренга сам бросился под машину.
– Не исключено.
– Эмилия, пожалуйста, не обостряй отношений с соседями. Жену хорошая женщина. Она ведь не виновата, что у неё такие дети. Правда?
– А нечего задирать нос! Ты хочешь, чтобы я никому не говорила, что эта кривляка оказалась воровкой? – Я тебя не понимаю. Впрочем, посторонние для тебя всегда были ближе, чем родная жена.
– Боюсь, что всё это плохо кончится, – сокрушённо сказал Урбано, разливая суп.
Дочь Зели Нанда примчалась к Флавии сияющая.
– Флавия, я договорилась с мамой, ты будешь жить у нас!
– Смотри. Это то, что осталось от матери, – Флавия протянула подруге брошь.