Польша и Россия в первой трети XIX века

Таким образом, в обстановке, внешне казавшейся радужной, подспудно намечались первые конфликты сейма с царской администрацией. Сейм отверг предпринятые под давлением духовенства попытки пересмотреть брачное законодательство, изменить его гражданский характер, передав церкви компетенцию в вопросах заключения и расторжения супружеских союзов. При этом оппозиция критиковала тот факт, что проект закона ставит католиков в особое положение. Не прошел и законопроект, касавшийся разграничения прав собственности. «Со скрипом» приняли Уголовный кодекс: в «Замечаниях» комиссии Сената констатировалось «печальное положение» с гражданским и уголовным судопроизводством. Отмечалось, что проект Уголовного кодекса готовился наспех, без разработки и обсуждения на местах; подчеркивалось, что в этом деле необходимо участие общественности, что такой порядок существует даже в автократических государствах и был бы «еще более уместен в стране, где законы обсуждаются в палатах сейма и должны быть заранее к этому подготовлены». Сенаторы указывали на запутанность многочисленных формулировок в представленном проекте кодекса, что открывало «широкий простор для махинаций и крючкотворства». Среди поправок к закону были, в частности, сформулированные Крысиньским требования усилить наказание чиновников за злоупотребление властью, за утверждение постановлений, ущемляющих конституционные права, всемерно подчеркивалось, что конституция не должна нарушаться. Поскольку сейм не обладал законодательной инициативой (такое изменение внес в первоначальный проект Конституции Королевства Польского сам царь), пожелания и предложения послов и депутатов формулировались как при обсуждении отчета правительства, так и в петициях, адресах, жалобах, направленных на имя короля. Во многих из поданных на сейме 53 петиций речь шла о соблюдении и развитии конституционных прав – о передаче в ведение сейма законодательства в полном объеме, устранении административных судов и введении судов присяжных, проведении регулярного, а не выборочного призыва в армию. Указывалось на необходимость развития ряда статей конституции, в частности, касающихся свободы печати. Предложения касались и процедуры работы сейма: ее участники хотели сами выбирать председателя сейма – маршалка, чтобы оградить его от давления властей. Но кроме этих «отдельных» просьб, члены сейма называли царю еще одну «наиважнейшую»: «чтобы данная Тобой Конституция, этот святой девиз свобод и благополучия края, получила полное развитие и была сохранена». «Заявляем Тебе, Государь, смело и с доверием, – писали парламентарии, – что всякое нарушение оной угрожает продолжению навеки памятного Твоего дела и больно ранит сердца приверженного Тебе народа»¹¹

.

На эти просьбы император ответил в речи на закрытии сейма: «Вы оправдали мои ожидания, обсуждение на этом первом собрании, дух, который его вдохновлял, плоды его деятельности являются однозначным свидетельством чистоты ваших намерений и вызывают мою похвалу […]. Вам, свободно избранным, надлежало свободно совещаться. Эта двойственная свобода всегда будет представлять собой подлинное свойство Национального представительства, каковое я желал созвать, чтобы в его голосе услышать искреннее и полное выражение общественного мнения». Слова Александра I как бы не только подтверждали готовность защищать конституцию, но и непосредственно выражали удовлетворение ходом обсуждения на сейме. О том, что «король уехал из Варшавы довольный, с желанием возвращаться, с убеждением, что сеймы нужны, полезны и опасаться их нет никаких причин», свидетельствовал А. Чарторыский. Ему показалось, что в голове императора все более крепла мысль о присоединении к Королевству Польскому западных губерний. И действительно, царь думал над этим планом, велел сенатору Н. Н. Новосильцеву, своему главному советнику по польским делам, приготовить перевод с латыни актов 1413 и 1551 гг., скрепивших союз Речи Посполитой и Великого Княжества Литовского, и обратился по этому вопросу к Н. М. Карамзину. Историк выразил свое отрицательное отношение к планам объединения Литвы и Королевства Польского, опубликовав «Заметки русского гражданина». После этого царь вновь с ним беседовал в Царском Селе, но они так и не сошлись во мнениях¹²

.