Польша и Россия в первой трети XIX века

Но представители польского народа разочаровали монарха. В комиссиях сейма шла напряженная работа по подготовке замечаний к отчету Государственного совета, причем Посольская палата в это время «превратилась в тайный отдел», как писал «Ожел бялый», тщетно пытавшийся получить информацию о мнении комиссий. Мнение это оказалось весьма критичным, хотя, согласно принятой оппозицией тактике, она постаралась провести грань между царем и его министрами. В преамбуле к «Замечаниям» по отчету Государственного совета говорилось, что привычка министров ссылаться на «святое имя» короля для подтверждения своих распоряжений кощунственна, она «противоречит природе конституционной монархии» и угрожает свободе дискуссии в сейме: «привлекать имя короля для обсуждения вопросов, подлежащих рассмотрению в сеймовой дискуссии, значит выводить королевскую власть из присущей ей сферы, использовать ее как средство в борьбе мнений, желать, чтобы король отвечал за своих министров, тогда как Конституция требует, чтобы министры сами были ответственны». По конституции, утверждали депутаты, министры поставлены между королем и народом, как щит во всех политических спорах, министры же пытаются сделать короля своим щитом. В преамбуле указывалось, что «конституционные нации […] соединили безопасность народов с величием трона, идентифицируя короля и королевскую власть, атрибуты и обязанности верховной власти, отделили несовершенство человека от политического лица руководителя государства […]. Политическое лицо монарха наименовано совершенным, король не может желать дурного, не может о нем помыслить […]. По самой сути король велик только через свой народ, будучи высшим над всеми, он избежал честолюбия и зависти. Он может желать только общественного блага, так как с этим связан его собственный интерес. Он приказывает, но в соответствии с отчетами, которые ему представляют, он решает, но на основе предъявленных фактов. Поэтому, если он ошибется, то оттого, что его обманули, если поступит дурно, то потому, что его плохо проинформировали; министры же обязаны информировать его хорошо и верно, а если этим пренебрегают, справедливо, что их самих преследует враждебность общества». В заключение авторы «Замечаний» заявляли: «Когда министры прикрываются именем короля, тогда сейм вынужден либо склониться перед абсолютной властью, либо бороться с неприкосновенной властью. Грустная альтернатива!» Они подчеркивали, что рассматривали отчет как информацию о деятельности министров и соответственно к ней относились и ее оценивали; поэтому из их замечаний к отчету король узнает правду, которую хочет знать, так как она «представляет общий интерес народа и трона»²⁸

.

За этим последовало перечисление совершенных министрами нарушений конституции, прежде всего в области свободы слова и печати. Звучали требования освободить от цензуры научные, исторические, литературные труды, публиковать документы сейма в полном объеме. Подчеркивалось, что «стеснение мысли предполагает или ведет за собой всякое иное стеснение», а свобода печати – это «тот показатель общественного мнения, который является существенным признаком конституционного правления». Оппоненты указывали, что наказание за злоупотребление свободой слова и печати уже предусмотрено в Уголовном кодексе, но если необходимо принятие специального закона, то это компетенция короля и сейма, постановления же наместника и Административного совета не имеют силы. В использовании свободы печати нет вреда, доказывали авторы «Замечаний», она лечит нанесенные ею же раны, она является «достойной толковательницей всеобщих чувств», нужной и народу, и монарху. Приводилась в пример Англия, которая уже 150 лет пользуется свободой слова и печати, одновременно подчеркивалось, что в Польше вообще нет оснований опасаться злоупотребления этими свободами, так как его «не допустил бы и не допустит дух нации, благодарность и приверженность королю и конституции»²⁹

.