Я присел на траву в нескольких метрах от загорающей блондинки. Вынул из портфеля выдвижной металлический стержень и осторожно воткнул его в землю. В метре от поверхности он ткнулся во что-то твердое. Я повторил попытку чуть дальше. Метр двадцать.
— Засыпанный пандус, — сделал я вывод.
Несколько простых расчетов… Наклон около пятнадцати градусов, вероятно, бетонная основа. Самолет могли вытащить из зала ночью, спустить по пандусу и вкатить в подвал под ангаром… Я усмехнулся.
Теперь нужно придумать, как туда попасть. Хотя способ напрашивается сам…
Мы сидели в лаборатории. На столе стояла непочатая бутылка лучшего армянского коньяка. Искусный вентилятор из птичьих крыльев шумел под потолком. Легонько колыхались модели самолетов.
— К черту, — проворчал Витек. — Как ты себе это представляешь? Если моя техника где-нибудь застрянет и попадет в чужие руки…
— Ну и что? Фотографировать экспонаты не запрещено. — Я пожал плечами.
— В выставочных залах. А ты хочешь, чтобы моя летучая мышь пролетела по вентиляционной шахте в подземный склад!
Он тяжко вздохнул. Прошелся по лаборатории. Глаза его сверкали нездоровым блеском — похоже, идея ему понравилась.
— А, пропади все пропадом, — пробурчал он. — Все равно не получится…
Он вынул модель из коробки и вставил новые батарейки.
— Мы подъедем к музею и… — предложил я.
Он пожал плечами и, приоткрыв форточку, выпустил устройство. Затем включил телестену и взялся за рычаг управления.
— Она сумеет долететь туда и вернуться? — изумился я.
Он кивнул.
— Микроэлементы на красной ртути, — пояснил он. — Только никому ни слова…
— Понятно.
Аппарат достиг музея меньше чем за полчаса.
— Которое из зданий?
Я показал на ангар, потом разъяснил, какой из воздухоотводов может вести на склад. Летучая мышь приземлилась, схватилась коготками за решетку и вырвала ее. Около десяти метров вниз, новая решетка…
— Не снимет она ее, — процедил Витек. — Нужно резать.
— Лазером?
— Точно… Но так сразу заметят, что там кто-то хозяйничал…
— Ничего не поделаешь.
Летучая мышь влетела в зал. Витек включил тепловые видеокамеры и программу обработки изображения.
— Качество почти как при нормальном освещении, — похвастался он.
Самолет выглядел в точности таким, каким я его запомнил. Большая четырехмоторная машина ТБ-3. На борту надпись. В картере двигателя зияла огромная дыра величиной с лисью нору. Во втором — аналогичная. Третья перфорировала середину корпуса.
— И что ты об этом скажешь? — спросил я.
— Мощно его приложили. — Витек приказал летучей мыши сделать еще несколько кругов. — В любом случае попали в него наверняка снизу. — Он показал на дыру.
— Почему ты так думаешь?
— Там есть пятый двигатель, который нагнетал воздух. Благодаря ему эта громадина могла подниматься на такую высоту и летать в разреженных слоях атмосферы.
— Ух ты, черт. Я и не знал…
— В любом случае врезали ему в самое сердце. Когда прекратилась подача воздуха, он пошел вниз с высоты пяти или шести тысяч метров. Там его уже ждали. Он получил еще два выстрела по двигателям, а затем его крылья изрешетили из автоматов. Наверно, для того, чтобы вытекло топливо, а то бы он сгорел. Эх, горячее, наверно, было дельце… Вот только как его достали? Наши машины в принципе могли летать на такой высоте, но значительно уступали ему в скорости…
— А вот чего я не понимаю — почему Риббентроп после нападения не уничтожил договор?
— Может, запаниковал, а может, был уверен, что поляки не тронут иностранного дипломата.
— Возможно…
Летучая мышь сделала еще несколько кругов вокруг самолета. Теперь мы могли досконально изучить все повреждения.
— У стены какие-то витрины, — обратил я внимание.
Через секунду перед нами появилось изображение.
— Бутыли с кислородом, — определил Витек. — Видать, наши использовали чистый кислород или сжатый воздух, чтобы на несколько минут поддержать работу двигателей.
— Чтобы приблизиться к самолету?
— Точно…
Аппарат повернул, и мы снова увидели кабину самолета.
— Погоди. Что за чертовщина?
На металлическом борту чернели какие-то надписи.
— Можно увеличить?
— Бог ты мой, — прохрипел мой приятель.
Наверху была дата: 23.VIII.1939. Ниже чернели фамилии. Мы смогли разобрать только верхние, они были написаны большими буквами:
— Марьян Писарек и Станислав Скальский, — изумленно расшифровал я.
— Скальский, — пробурчал Витек. — Чтоб мне провалиться…