Польские трупы

Есть два вида цензуры. В тоталитарных странах, таких как бывший Советский Союз, Бразилия или США, применяется всеобъемлющий контроль. Любой материал, появляющийся в прессе, проходит через соответствующий орган, который его утверждает. В демократических странах цензура действует более тонко. Например, из библиотек вдруг исчезают какие-то книги или номера журналов… Разумеется, даже старательные господа-цензоры не в состоянии вычистить все… Я вошел в сеть и принялся рыскать по виртуальным архивам. Для затравки взял «Варшавский курьер». В конце концов, самолет Риббентропа разбился где-то возле Отвоцка. Утренний номер от 26 августа 1939 года коротко доносил:

«На поле Зенона Склибинского сегодня ночью упал советский самолет. Когда хозяин прибыл к месту крушения, машина была уже пуста. Находку взяли в оцепление солдаты и полиция, пассажиров ищут».

— Советский? — изумился я. — Почему советский?

В дневном выпуске была новая информация:

«В полдень в близлежащем лесу найден брошенный парашют. После недолгих поисков с участием собак-ищеек был схвачен пилот. Во время задержания беглец оказал сопротивление, ранив из пистолета трех полицейских. Он был разоружен и доставлен в отвоцкое отделение полиции. Там в результате обыска у него были обнаружены документы, на основании которых удалось установить личность загадочного парашютиста. Им оказался… министр иностранных дел Рейха Иоахим фон Риббентроп! Нежданного гостя ждет экстрадиция из Польши».

Меньше чем через час появился специальный выпуск, представляющий документы, которые были найдены в обломках самолета. Вечерний номер содержал информацию о многотысячных толпах, собравшихся возле сейма и Бельведера[40]. Армия была вынуждена взять в кольцо немецкое посольство, которое два раза пытались поджечь митингующие.

На следующий день газета сообщила об акциях протеста и чрезвычайной сессии сейма. Кроме того, в ней промелькнула короткая информация о том, что задержан еще один парашютист. Им оказался какой-то русский по фамилии Голованов.

Я выключил экран и уставился на озаренную неонами варшавскую ночь. Потом подошел к книжной полке и вытащил энциклопедию. Минуту листал ее, пока не остановился на знакомом снимке. Самолет Риббентропа «Дорнье», стоящий на свежевспаханном поле с закопченным мотором. На крыльях гитлеровская символика…

— Это еще что? — пробормотал я.

Неужели редакторы «Курьера» ошиблись? Или нет? «Иллюстрированный еженедельник»?.. Я открыл новый файл. Большая статья, рядом две фотографии, гитлеровский самолет на вспаханном поле. Увеличил снимок. Появились пиксели. Я уменьшил разрешение и повторил операцию, затем тихо присвистнул. Кто-то несколько десятков лет назад, сканируя газетную полосу, заменил подлинные фотографии. Поскольку при увеличении не проявился растр, скорее всего, умелец наклеил на страницы другие фотографии, а потом сунул их в машину…

Я скрипнул зубами. Наверняка в нашей стране в домашних библиотеках, в коллекциях есть сотни экземпляров этого номера — на букинистические магазины я особо не рассчитывал. Может, маленькая районная библиотека, где выдают старые журналы в бумажном виде? Я помнил такие с детства, но сейчас… Я взглянул на часы. Было около девяти вечера.

Жюль жил в общежитии для зарубежных студентов на Повислье[41]. Я познакомился с ним случайно, когда делал репортаж об иностранцах, обучающихся в Польше.

В вестибюле пахло дешевыми французскими духами. Стены были изрисованы спреем. Я поднялся в дребезжащем лифте на восьмой этаж. Постучал в обшарпанную дверь. Изнутри донесся грохот, звон бутылок, скрежет передвигаемой мебели. Наконец открылась дверь. Увидев меня, он вздохнул с облегчением.

— А, это ты…

Он говорил по-польски правильно, но — как всякий француз — со странным мягким акцентом, из-за которого его не всегда можно было понять.

Мы вошли внутрь. Я, кажется, прервал какую-то оргию — на диване сидели три девушки. Все были одеты, но размазанный макияж свидетельствовал, что еще минуту назад они жадно облизывали друг друга. Явное преобладание одного пола подсказывало, что для полиции нравов тут нашлось бы немало работы.

— Нужно поговорить, — сказал я.

Жюль указал подружкам на выход.