Польский пароль

Бойцы отряда, как теперь именовал своих товарищей Савушкин, попадали на теплый щебень и уснули сразу мертвецким сном, некоторые — не успев дожевать советские пряники-галеты. «Не по нашим зубам еда, — сокрушался старшина, обсасывая твердые, как леденцы, галеты, морщась от боли и перекатывая их между кровоточащими деснами. — Надо будет переходить на зеленый корм. Тут полно весенней травы, да и лук-слизун имеется вон на скалах. Следует послать ребят кого покрепче: пускай наберут вдоволь для оздоровления личного состава».

Жмурясь от яркого солнца, он смотрел вокруг на искрящийся зелено-голубой мир, на плавающие в мареве разноцветные крыши в долинах, на серебряные зеркальца озер и никак не мог поверить: неужели это свобода? Душные пыльные штольни проклятой «Доры», вонючая свекольная бурда, смердящие трупы у стен подземных каменных коридоров — неужели все это позади и уже никогда не вернется, никогда не станет снова душераздирающей явью?! Неужели?..

И самое невероятное, о чем он даже боялся подумать: неужели он вернемся домой, в Черемшу? В родное село, где его давным-давно оплакали, получив похоронку, и сыновья, и многочисленная родня, и сама Пелагея… А он вдруг явится воскресшим из мертвых. Возможно ли такое?..

Опять в деталях вспомнился вчерашний ночной побег. Нет, им не просто повезло, хотя, конечно, подфартило, ничего тут не скажешь. Главное же в том, что они слишком долго и упорно готовились к побегу, жили только этим весь страшный минувший год, держались и не умерли лишь благодаря этому. Они ни на что третье не рассчитывали: либо убежать, либо умереть. Хорошо ребята сработали, особенно Атыбай и этот чех Живка — не так-то просто уложить насмерть двух упитанных здоровяков эсэсовцев.

Теперь вот дрыхнут — хоть за ноги их волоки, не проснутся. Оно и понятно: за одну ночь ребята выложились.

Погони старшина не боялся. Штандартенфюрер, бывший комендант «Хайделагера», не такой дурак, чтобы поднять трезвон насчет сбежавших пленных, за которых он лично отвечает. А пуще всего — за эту автоколонну с секретнейшим грузом. Объявить теперь погоню для него означает расписаться в собственном ротозействе. Да и вообще, не те времена наступили: драпающим фашистам не до беглых пленных, им надо думать о собственной шкуре.

А вообще, тут, конечно, опасно… Если смотреть трезво на обстановку, оценивать по-охотничьи. Что они, савушкинцы, смогут, нарвись ненароком на какую-нибудь немецкую сторожевую заставу или дорожный полицейский заслон? Ни стрелять метко, ни маневрировать как следует, ни сметки, ни хитрости проявить… Потому высохли люди на фашистской каторге, и души их смерзлись в ледышку, как в погребе-холодильнике. Спервоначалу оттаять бы ребятам на весеннем солнышке, на вольных травках полезных. Особенно же на пище хорошей, сытной. Только где ее раздобудешь в этом чужом, враждебном краю? Вот загвоздка…

А пока идти дальше никакого смысла нет. Упадут без сил на первом же снеговом перевале и померзнут или на переправе потонут — реки тут бурные, многоводные, как на Алтае бывает по весне. Они, ребята, бесшабашные сейчас, пьяные от свободы, будут сами лезть на рожон, потому как все страхи уже пережили и им ничего не страшно. Стало быть, надо удерживать. И не уговорами, а сурово-железной рукой.

Да… Придется тут, в этой пещере, постоять денька четыре табором… А если так, ему, как командиру, следует в первую очередь подумать-поразмышлять о провианте, о хлебе насущном. На одних галетах мужицкой силы не наберешься, да и этого запаса хватит максимум на двое суток.

Старшина поднялся и, кряхтя, часто останавливаясь и цепляясь за кусты, полез по скале наверх — «на командирскую рекогносцировку». На вершине долго не мог перевести дыхание: болели ломаные ребра. Огляделся и охнул: справа внизу, в уютной узкой долине, лежал городок — чистенький, разноцветный, весь в солнечных зайчиках от стеклянных веранд и умытых окон. Замысловатые домики с балкончиками, башенками, белостенные виллы, увитые чуть-чуть зеленеющей паутиной плюща, бойкая речушка, пополам разрезающая городок, и красная ратуша под черепичной крышей — да ведь это та самая картинка, которую недавно исподтишка показывал Савушкину в гараже незнакомец фельдфебель, доброжелатель и друг! «Аптека, Людвигштрассе, 4». И пароль: «Миттельбау-Дора». В ответ хозяин должен предъявить вот эту самую открытку: «Курортный городок Бад-Ишль».

Старшина быстро раскрыл планшет, сверился с картой: сомнений не было, они ненароком вышли именно к этому городку! Красная линия маршрута самолета как раз доходила к Бад-Ишлю и здесь обрывалась, вернее, заканчивалась кольцом, обведенным вокруг города. «Значит, погибшего летчика-полковника тоже интересовал курортный городок! Интересно, — рассеянно подумал Савушкин. — Что бы все это значило?»