Польский пароль

— И правильно! — рассмеялся Матюхин. Встал, взял за плечо и властно усадил разведчика на место. — Поучиться хорошему никогда не грех. Только тут ты страхуешься зря: не в количестве дело! Конечно, мы могли бы дать тебе и пятьдесят десантников, только что ты с ними будешь делать? Вот вопрос. Ни укрыться как следует, ни сманеврировать оперативно — базар. А пятерка боевых ребят — вот она, вся в кулаке! Бей, гвозди, просачивайся, уходи моментально — все можно. Да что мне объяснять эту азбуку тебе, бывалому разведчику! Верно?

— Оно-то верно… — нехотя вздохнул Полторанин. — Так ведь на территории иностранного государства… Это тебе не дома…

— Там братья вокруг, Полторанин, пойми ты это! Братья славяне, стонущие под игом оккупации. А ты на помощь пришел, уясняешь свою роль? К тому же у тебя определенное задание: только Крюгель! И никаких налетов или диверсий — это железно! Ну а в случае потребуется сила, дай знать — немедленно получишь. Лады?

— Договорились…

Матюхин с удовольствием попыхтел цигаркой, потом вытащил из стола стопку разноцветных папок:

— Вот личные дела твоих гвардейцев-десантников. Желаешь познакомиться?

— Нет, — отказался Полторанин, — Я привык знакомиться в деле. На подготовку сколько даете?

— Неделю.

— Вот за эту неделю я их в поле проштудирую. По алфавиту и каждого.

— Как хочешь, — пожал плечами майор. — Тогда садись поближе, поколдуем над картой, уясним твою тактику и стратегию. А уж потом пойдем на доклад к начальству.

…Старший лейтенант Полторанин уезжал на разведбазу, расположенную где-то в пригороде, — майор Матюхин выделил ему американский «додж-три четверти». По дороге Полторанин велел завернуть к разрушенному давней бомбежкой зданию, походил по кирпичным развалинам, потом попросил озадаченного шофера-солдата помочь ему погрузить крупный обломок облицовочного гранита от фундамента.

На выезде из города, миновав мост и КПП, «додж» остановился у прибрежного дуба. Полторанин с шофером выгрузили камень и чуть поодаль положили его полированной стороной вверх.

Подошедший сержант-контролер узнал Полторанина, понимающе оглядел плиту, предложил:

— Надо бы надпись сделать. А то унесут.

— Некогда, — вздохнул Полторанин.

— А вы оставьте фамилию. Я ребятам задание дам, сделают в бодрствующую смену.

— Нет, браток, фамилии, вот какое дело… Да что там! Напишите: «Солдат 1941-го» — и все будет ясно.

7

Старшина Савушкин долго потом вспоминал Тарнополь — самое горькое в его фронтовой судьбе… Тарнополь начинал новую полосу в жизни Егора Савушкина, если только, еще можно было это назвать жизнью.

…Пришел в себя от боли: кто-то грубо тянул его за ноги. Закричал и увидел смеющихся удивленных немцев, — оказывается, они волокли его в общую яму, вырытую бульдозером для трупов.

Потом он стоял в строю пленных, пошатываясь, тараща глаза, похмельно-угорелый, как после долгой праздничной попойки. Слева, сбоку, его поддерживал Ванюшка Зыков и все пытался надеть ему на голову чью-то шапку — малого размера и почему-то мокрую. Среди пленных он не узнавал своих, стало быть, из штурмовой группы они уцелели только двое: он и телефонист Зыков. Ничего себе отметили женский праздник, едрит твою налево…

Их долго пересчитывали, даже писали мелом номера на спинах, и уже собрались уводить, как вдруг перед строем появился тот самый длинноносый штрафник-доходяга, которого они утром обнаружили прикованным в подвале и за обрывок цепочки вывели во двор. (Уцелел-таки, гад!) Теперь немец был в погонах, правда не офицерских, а солдатских, и в новенькой, длинной до пят, серо-зеленой шипели. Выпучив глаза, он что-то бормотал несвязное и бегал по рядам, разглядывая пленных.

Увидав старшину Савушкина, немец заорал как укушенный: «Ершиссен! Ершиссен!»[22], а потом кинулся целовать Ванюшку Зыкова, захлебываясь в истерических рыданиях. Кончилось тем, что грудастый фельдфебель из конвойных схватил за шиворот штрафника и бесцеремонно отбросил на обочину. А Савушкину сунул под нос увесистый кулак: дескать, еще побеседуем. Но обошлось.

Сначала их привезли во Львов, выгрузили из товарняка на окраине и разместили в каком-то складском бараке, пропахшем карболовой вонью. С неделю особо не беспокоили, правда строили по нескольку раз в день, делали переклички, пересчитывали — чувствовалось, насколько немцы-аккуратисты любят арифметику. Кормили плохо — одной свекольной бурдой, и тут уж солдатская выручалка «потуже ремень» помочь не могла — у них не то что ремни, даже брючные брезентухи поотбирали еще в первый день.