Полутораглазый стрелец

Самих себя мы измеряем снами,На дно души спускаемся во сне,И некий дух себя измерил намиВ первоначальном дыме и огне.Он в этот миг установил навекиЗодиакальный оборот землиИ русла вырыл, по которым рекиЛюдских существований потекли.О темный голос, ты не льстишь сознанью,Ты воли извращаешь благодать:Я не хочу видений смутных граньюВо сне довременном существовать!Что на весах у судии любогоВся участь Трои в Ледином яйце,Коль в этот стих облекшееся слово

Уже не помнит о своем творце?Оно само пересекает воды,Плывет по сновидениям чужим,И утлый мир божественной свободы —Где ни приснится — неопровержим.

1923

93.

Чего хотел он, отрок безбородый,Среди фракийских возлагая горНа чресла необузданной природыТяжелый пояс девяти сестер?Преображенья в лире? УрожаяПолуокеанического дна —

Чтоб, новый небосвод сооружая,Спустилась долу вечная весна?Но — предопределенною орбитойТы двуединый совершаешь ход,И голова над лирою разбитойПлывет по воле сумасшедших вод.Так в чем же, наконец, живет простая,Неразложимая твоя душа,То Парфеноном полым прорастая,То изнывая в жерди камыша?И где же сердцевина небосвода,Когда, фракийским ужасом полна,Захлестывает пояс хороводаТвоей свободы дикая волна?И все-таки — и все-таки, немея

В последний час, зову тебя: Психе!И все-таки системы ПтоломеяНе признаю ни в жизни, ни в стихе!..

1923

94.

Как только я под ГеликономЗаслышу звук шагов твоихИ по незыблемым законамК устам уже восходит стих,Я не о том скорблю, о муза,Что глас мой слаб, и не о том,Что приторная есть обузаВ спокойном дружестве твоем,

Что обаятельного прахаНа легких крыльях блекнет цвет,Что в зрелом слове нет размахаИ неожиданности нет.Но изрыгающего водуСлепого льва я помню видИ тяготенья к небосводуНапрасные кариатид,Затем что в круг высокой волиИ мы с тобой заточены,И петь и бодрствовать, доколеНам это велено, должны.

1919

95.