Полынь

— Прасковья, хрен тебя ешь, все ноги поотбивала, — проворчал худой мужчина.

— Терпи, Николай Васильевич.

— У него, смотри, аж штаны блестят. Засиделся, бригадир, — подали реплику.

Работали еще часа три. Под конец молчали. Только слышался шорох отваливаемой земли, чей-нибудь кашель, покряхтывание.

Толстуха вывернула из борозды плуг, куском кирпича счистила с него налипшую глину, обтерла рукавом нос и сказала:

— Хватит. План перевыполнили.

— Ты как? — спросил у Федора мужчина: он часто дышал, сбрасывая со щек ладонью крупные зерна пота.

— Ничего.

— А я еле ноги переставляю.

Федор и Варвара неторопливо пошли с поля по густо обросшей травой меже, не оглядываясь, но чувствуя, что им смотрят вслед, им завидуют. От травы волнами поднимался пар, и внизу, под обрывом, в молочном кружеве такого же пара белела река. Не сговариваясь, спустились к воде. Река Рясна одичала за войну: берега оплел кустарник, песчаные отмели затянуло бурым илом, на середине текучей зыбью клокотала светло-зеленая вода.

— Искупаемся? — спросил Федор.

— Что ты, вода еще очень холодная, — сказала Варвара.

Федор попробовал рукой воду:

— Холодная.

Он снял сапоги, раскрутил портянки, сел на валун и начал плескать себе на ноги. Варвара быстро развернула портянки — на них желтели разводы от пота.

— Постираю. У меня есть носки, — сказала она. — От мужа.

— Не стоит, я сейчас пойду.

— Потом воняют.

— Не беда.

— Хотя, правда, дома тебе выстирают, — тонко выгнув брови, сжала губы, отвернулась.

— Рыба, наверно, есть, — глядя на реку, проговорил наобум Федор и начал обуваться.

— Всю переглушили.

В селе одиноко, боязливо и звонко прокукарекал петух. Они слушали точно зачарованные.

— Один остался. На развод, — нерадостно усмехнулась Варвара.

— Разведет. Куры плодущи, — уверенно кивнул головой Федор.

Когда они вернулись в избу, со стола поднялся рой мух, на клеенке виднелось несколько хлебных крошек. Вещмешок лежал на своем месте, на скамье возле окна, но Федор понял, что его внутренности пошарили чьи-то руки.

— Паршивцы! Смотри, хлеб твой съели, — покачала головой Варвара.

— Мы вместе, — защитил детей Федор.

В окне промелькнула радостная и лукавая мордашка Фроси. Мелькнула и скрылась. В избу не пришла. Сеня тоже бегал где-то на улице: Федор разогнулся, светло и раздумывающе оглядел избу:

— Ну, все. Я двинул.

— Переночевал бы? Стемнеет скоро.

— Пойду. А то от тебя не выберусь.

— Смотри…

— Давай сядем.

— Давай, Федя.

Присели. Федор свернул цигарку и задымил. Варвара закашлялась. Он, как всегда в таких случаях, замахал своими длинными руками. На глаза ему попалось ведро с оторванной ручкой.

— Как же воду носишь, Варя? — впервые назвал он женщину по имени.

— Обеими руками, перед собой. Сенька отломал.

— Тяни-ка молоток. И пошукай гвоздь. Побольше.

Кривым ржавым гвоздем пробил дырку пониже ободка, всунул в нее ручку, сказал:

— Теперь сойдет, — и встал, перекинув за спину вещмешок, шагнул к порогу.

Варвара шагнула за ним.

— Провожу немного.

С улицы она приперла дверь колом, и Федор заметил:

— Полное доверие. Без замка.

— Красть нечего, — сказала Варвара.

Поросшая кудрявой муравой дорога петляла меж кустарников, мимо братских могил со звездочками на обелисках. Выглянувшее из туч низкое солнце заваливалось в поля, и там, далеко, хребтился пустынный в предвечернюю пору большак. Обгорелые, черные деревья тоскливо сторожили его. Женщина все время держалась за ремень солдата, и так, шагая в ногу, они миновали лощину с кустарником, поднялись на взгорье. Поток закатного солнечного света ослепил их. Все вокруг — и воронки, и черные деревья, и обычная неброская пестрота травы — было окрашено этим трепетным, ярко-рыжим светом.

— Дальше не пойду, — оказала женщине, зябко пожимая плечами.

— Счастливо тебе, — сказал Федор, размахивая почти пустым вещмешком.

— Спасибо за помощь, Федя.

— Какая там помощь!

И опять, как и в избе, медлил уходить.

— Обожди попутную. В такое время из Рубцовского совхоза ходят.

— Доберусь. Ты детишкам сшей одежду. Я там немецкий отрез оставил. На лавке, в углу.

— Ну к чему? Смотри, какой ты!

— Какой, какой! — передразнил он. — Свои туфли починить снеси. Расшлепала до ручки.

Она покорно ответила:

— Снесу, Федя.

— Ладно. Я пошел, — и вдруг, не глядя на нее, крупно и быстро зашагал по дороге, продолжая размахивать вещмешком.

«Оглянется — свидимся», — загадала Варвара.

Федор удалялся не оглядываясь. Она все стояла и смотрела вслед и пошла назад только тогда, когда фигура Федора скрылась за поворотом. Ей стало холодно, тоскливо и страшно одной в поле. И почему-то подумалось, что с детьми случилась какая-нибудь беда. Она свернула с дороги и, продираясь сквозь кустарник, побежала вниз, где чернело, таращилось оголенными печными трубами на пепелищах село.

IV