Поменяться местами

Любимая мама и дорогая Лина!

Простите, что не дала о себе знать раньше. Долго подбирала слова. Я сейчас в аэропорту Хитроу. До самолета еще три часа, так что есть время собраться с мыслями.

Утром я проснулась со словами, которые прошлым вечером сказала мне Лина: «Я бы не смогла разобраться в себе, если не эта попытка пожить чужой жизнью».

Последние несколько недель были одними из самых счастливых на моей памяти. Не могу выразить словами, Лина, как я счастлива, что ты вернулась, – и какое это счастье заботиться о дочери.

Мама, я скучала по тебе, но правильно, что ты оставила меня на некоторое время – я поняла, что могу жить самостоятельно, без твоей поддержки. И твое отсутствие заставило меня ценить тебя еще больше. Я так благодарна за все, что ты для меня сделала.

Но сейчас я готова к чему-то новому. Я забыла, кто я, кроме как скорбящая мать. Я не могу снова стать той женщиной, которой была до смерти дочери. Не могу да и не хочу. Значит, время стать новой Мэриан.

Мы с ковриком для йоги летим на Бали. Я хочу тишины и песка под ногами. Я хочу приключений, на которые решилась каждая из вас.

Пожалуйста, заботьтесь друг о друге, пока меня не будет, и помните, что я очень сильно люблю вас обеих.

– Бали, – ошеломленно говорю я.

Лина безучастно смотрит на фотографию на стене.

– Ничего не понимаю. – Я быстро проматываю сообщение. – Ей нельзя в другую страну! Она еще такая уязвимая…

– Это не так, бабуль, – отвечает Лина, наконец-то повернувшись ко мне. – Мне надо было держать тебя в курсе. Она сильнее, чем ты думаешь, и за последний месяц ей стало гораздо лучше.

Я не могу поверить словам внучки, но как же мне хочется в них верить!

– Честное слово. Наверное, думаешь, я понятия не имею, как ей было плохо… – Она сглатывает. – Ты права, раньше я и не подозревала, потому что меня здесь не было, и это моя вина. Я должна была прислушаться, когда ты говорила, что ей трудно. Но каждый день, что я провела здесь, я видела ее прогресс в исцелении. У нее все хорошо.

– Но Бали? В одиночку? – тихо недоумеваю я.

Лина с улыбкой кивает на фотографию на стене.

– Она едет в свое счастливое место.

Я гляжу на фотографию: женщина занимается йогой напротив какого-то храма. Никогда раньше не замечала ее, хотя смутно помню, что это фото висело и в их старом доме в Лидсе.

– И что, мы отпустим ее одну?

– Давным-давно стоило предложить ей куда-то поехать! – Лина делает шаг вперед и берет меня за руки. – Это хорошо и правильно, бабуль, – как твой переезд в Лондон и мой в Хэмли. Ей нужны перемены.

Я вновь пролистываю сообщение.

– «Я бы не смогла разобраться в себе, если не эта попытка пожить чужой жизнью».

– Не помню, чтобы я такое говорила… – Лина выглядит смущенной. – Но если честно, я была пьяна.

– Защищая Итана, ты сказала нечто подобное. Что ты «не его Лина».

– Правда? – Лина не поднимает взгляд от земли.

– Я хочу, чтобы ты была только своей Линой, любимая. Ты заслуживаешь быть с человеком, принимающим тебя, чтобы ты могла оставаться собой.

Внучка начинает плакать, и мое сердце сжимается от жалости. Как бы я хотела защитить ее от разочарований…

– Я думала, что Итан такой человек, – говорит она, упираясь лбом мне в плечо. – Но за последние два месяца все изменилось.

– Знаю, солнышко. – Я глажу ее по голове. – За год без Карлы мы все запутались и потерялись, и нам нужны были перемены, чтобы увидеть это.

Лина плачет в моих объятиях, а я все еще думаю про Бали. Не уверена даже, где это, но где-то очень далеко. Мэриан дальше Северной Франции в жизни не бывала. Какая же она… смелая!

Раздается стук в дверь. Мы с Линой вздрагиваем. В доме Мэриан включен весь свет, мы стоим вдвоем посреди гостиной, обе рыдаем, размазав тушь по щекам. Бог знает что подумает человек, стоящий за дверью.

– Я открою, – говорю я, вытирая лицо.

На пороге Бетси.