Помощник. Книга о Паланке

Отделаться от Речановой она не сумела. А та и всегда-то легко не сдавалась. Молодая женщина в конце концов сказала себе, что действительно нехорошо, если о ее муже будут говорить с неприязнью, и пообещала посетительнице, что попросит Штефана, чтобы он не слишком круто стоял на своем, раз уж пани Речанова так просит. Карточки на мясо и деньги она решительно отвергла, но оставила колбаски, кусок мяса и сала, чтобы жена мясника не подумала, что она спесивая и гордая. Ей казалось, что она поступила умно, вроде того дорожного рабочего из сказки «Три гроша», который и глупым советникам потрафил, и от короля своего не отрекся.

У Вероники оставалось пятнадцать с лишним часов для того, чтобы обдумать свой поступок. Что еще скажет об этом муж? В том-то и дело. И она решила поступить практически: колбаски испекла и на следующий день утром, когда ее «повелитель» примчался домой голодный, красиво их ему сервировала. Голодный муж удивился вкусной еде, но не задумался, откуда она, и начал есть. Голод не страдает подозрительностью, ибо он силен. Голодного мужика в лучшем случае интересует, не должен ли он с кем-нибудь поделиться едой.

Когда молодой вахмистр узнал то, что должен был узнать сразу, он оторопел и некоторое время не мог опомниться. Единственное, что ему оставалось делать, — это убраться из кухни в спальню и броситься на кровать. Судорога свела ему внутренности, и потом он уже только ждал, что будет дальше.

Жена штабс-вахмистра Жуфы была «пани жандармшей» уже многие годы, то есть отлично разбиралась в служебных предписаниях. Она знала, как обстоят дела с законом вечером, утром, зимой, летом, при любой погоде, знала все слабые и сильные стороны своего мужа, служаки до мозга костей. Она считала его аккуратным и, в общем, достойным любви, не говоря об уважении. Она не была ни забитой, ни запуганной, переняла от него многие манеры, и ни в коем случае не была ему служанкой, но никогда ничего важного без него не предпринимала. Просто потому, что считалась с его мнением. Такого рода отношением к его персоне она расположила супруга с первых дней замужества. А в служебные дела вообще не совала нос. У Жуфы была слава человека неподкупного, который не нуждался ни в каких дружбах и ни в чьей поддержке. В жизни он полагался только на себя, на свою жену и на закон. Если дело не касалось непосредственно закона, он ничего особенно не требовал, ничего не заявлял и не утверждал, но его подчиненные мало-помалу начали замечать, что он сочувствует коммунистам. Тогда считалось, что жандарм вообще политикой заниматься не должен. Жуфа мало что знал о коммунизме, но в его представлениях он олицетворял порядок, простоту, скромность, трудолюбие и железную дисциплину. Сам он происходил из бедной оравской семьи, терпеть не мог богатых, с которыми за долгие годы службы сталкивался не раз. Бедным он сочувствовал, потому что они в большей мере придерживались закона. И служба его была нужна как раз им.

Жуфова, полная женщина с проседью, усадила мясника и попросила его подождать, покуда муж не придет на обед.

В скором времени тот и пришел. Его сильный голос, донесшийся до Речана из прихожей, где Жуфа снимал сапоги, лишил мясника остатков мужества. Когда жандарм вошел, бедняга просто утратил дар речи. Штабс-вахмистр Жуфа был седой мужчина, коренастый, как моряк, и в форме выглядел устрашающим, словно сам закон.

Когда мясник собрался с силами, он начал бормотать все о себе, какой, мол, он болезненный, да что не знает он здешних нравов и обычаев и по-венгерски не понимает, хотя подобное неудобство для торговца в глазах представителя власти было вообще не аргументом. Потом перешел к личным качествам своего приказчика. Уж такой, мол, он бедолага, сирота, молния в него ударила, он, дурная голова, выпил лишнего и, конечно, поступил очень нехорошо, но больше с ним такого не случится, эта история будет ему уроком, конечно, такого он не должен был допускать, да, да, ни в коем случае не должен, человек не смеет выступать против властей, что и говорить, его, Речана, это очень, очень огорчает, мучает, терзает, он просто сам не свой… но все же просит пощады для этого бедняги, пусть, конечно, он получит соответствующее наказание, Речан за него и штраф готов заплатить, но теперь займется своим приказчиком, каждый день станет ему делать внушение, только бы его не гнали под суд, а то и ему, Речану, пришлось бы предстать перед судом, а он никогда в жизни не судился, ни он, ни его отцы и деды, так что это будет для него ужасным позором, каждый начнет в него пальцем тыкать: вот, мол, тот самый, который судился, и все от него отвернутся. Ох, только бы не отдали Волента под суд, пусть его накажут как-нибудь по-другому!