Помощница лорда-архивариуса

— Вам удобно, Камилла?

— Не особо. Позвольте, я встану, господин Дрейкорн.

— Потерпите минутку, прошу. Мне нравится держать вас. Вы словно птичка или котенок. Не припомню, чтобы женщины с таким хрупким телом раньше бывали в моих объятьях.

Я насторожилась, возмутилась, но не испугалась; что за шутки!

— Не стоило пить джин на голодный желудок, господин Дрейкорн. Хмель ударил вам в голову.

Он не отпускал. Передвинул ноги, чтобы мне было удобнее — на бедрах перекатились твердые как сталь мускулы.

Горячая, жесткая ладонь легла на затылок. Темные глаза прищурились, смотрели испытующе. Ладонь двинулась вверх, ловкие пальцы скользнули в слабо закрученный пучок и вытащили шпильку. Волосы рассыпались по плечам и спине.

— Так гораздо лучше, — проговорил он тихо.

Я разволновалась. Что на него нашло? Неужели совсем пьян?

Было нелегко. Сердце стучало, джин будоражил кровь, грудь затопило темное, неясное чувство, которое я испытывала в присутствии хозяина с первой встречи. Словно я предвкушала что-то и одновременно опасалась.

Я потеряла контроль над ситуацией, а господин Дрейкорн — остатки здравого смысла. Ладонь на затылке все настойчивее заставляла наклониться ближе; вот я уже чувствовала, как кожу на шее ласкает теплое дыхание. Рука, что удерживала талию, медленно скользнула по изгибу спины. Сердце заколотилось. Добром это кончится не могло. Пришлось упереться в его каменные плечи изо всех сил.

— Отпустите же!

Он повиновался, помог встать. Затем шумно выдохнул и крепко потер лоб.

Губы пересохли. Я радовалась, что сумрак скрыл мои заалевшие щеки, и остро жалела, что хозяин меня послушался, но в решении своем не сомневалась.

— Простите, Камилла. Я действительно захмелел… хотя джин тут ни при чем. Не имел ввиду ничего дурного. Хотел пошутить, вышло неудачно. Напугал вас. Представляю, как вам неприятны чужие прикосновения после того, что произошло в доме у старейшины. Наверное, вы здорово на меня обиделись. Теперь будете дичиться и избегать всеми правдами и неправдами.

В его голосе звучало сожаление и досада. Я пробормотала, не думая, что говорю:

— Пустое, господин Дрейкорн. Ваши прикосновения не были мне неприятны.

Тут же прикусила язык. Проклятый алкоголь!

Глаза хозяина насмешливо блеснули в полумраке,

— Рад это слышать. Ложитесь-ка спать, госпожа Камилла. Пойду поищу Кассиуса. Чутье подсказывает, его пора спасать, пока он не просадил все деньги или не оказался бит за нечистую игру.

Я радовалась, что Джаспер ушел; после произошедшего мне было бы мучительно неловко оставаться с ним наедине. Я приложила ладони к пылающим щекам, забилась в угол возле окна и сидела так час или больше, бездумно глядя в темноту за окном и прислушиваясь к стуку вагонов и своего сердца. В конце концов, не заметила, как задремала.

Когда открыла глаза, чернота в окне сменилась зимней утренней серостью и хмарью. Поезд тянулся вдоль краснокирпичных складов и промышленных конструкций, которые вскоре сменили изящные старинные особняки и современные демонические строения — одно причудливее другого.

На диване напротив сидел и потягивался Кассиус с видом хмурым и помятым; господина Дрейкорна не было. Я тихо пожелала управляющему доброго утра и откинула плед, которым кто-то укутал меня, пока я спала.

Глава 14 Дочь дворецкого

Когда экспресс «Стальной аспид» прибыл в столицу, ночь подошла к концу, но солнце и Небесные часы не торопились выглядывать из хмурых зимних облаков.

Ветер свистел на пустынных улицах квартала Мертвых магов. Возница доставившего нас к особняку экипажа ворчал вполголоса, потирая рукавом покрасневшее лицо.

Повалил снег; на уступах и карнизах «Дома-у-Древа» выросли белые шапки, но снежинки мигом таяли на ветвях, выступающих из кладки башни. От черной, блестящей коры поднимался едва заметный туман испарений; уже не впервые сердце кольнула тревожная догадка о том, что происходило с деревом Ирминсул и как это было связано со мной.

Оба моих спутника выглядели утомленными и хранили хмурое молчание. Я взяла предложенную Кассиусом руку, а на господина Дрейкорна старалась не смотреть; после происшествия в поезде я понятия не имела, как себя вести.

Когда вошли в дом, никто не проронил ни слова. Гулкий, мрачный холл встретил настороженной тишиной. Я смаковала запах «Дома-у-Древа» — так пахнут камни, нагретые на солнце и старый плющ; запах прошедших веков, пыльный, разбавленный привкусом машинного масла и металла, который источало механическое сердце дома; теперь он казался уютным запахом дома, в который приятно вернуться после долгого отсутствия.

Вздохнув, я тяжело оперлась о перила и начала подниматься по лестнице. Усталость придавила камнем, ноги не повиновались, шаль свалилась с плеча и тянулась хвостом, но поправить ее даже не пыталась — хватило бы сил добраться до комнаты!

На душе было муторно и тяжело. Неудивительно: вся моя жизнь перевернулась с ног на голову; я окончательно поняла, что ничто не уже не будет как прежде, и даже в прошлых воспоминаниях утешения было уже не найти.