Помощница палача

– Честно говоря, я не совсем хорошо это помню. Вернее, большинство случаев, включая самые первые, без моего присутствия происходили. Кажется, тогда все напились, чтобы отметить успешное дело. Я ушла в свою комнату и уснула. И был один парень, Захар, его потом при штурме полицейские пристрелили, он, что называется, был вечно озабоченным. Знаешь, взгляд такой неприятный, пристальный, тяжелый, глазки сальные постоянно прищурены, и улыбочка глумливая с лица никогда не сходит. Неприятный тип, пугающий, я с ним практически не общалась никогда. Думаю, это он подбил парней в первый раз. А может, и в последующие тоже, люди в состоянии сильного подпития обычно легко идут на поводу чужих или своих низменных инстинктов.

– А убивал потом тоже тот парень?

– Я не знаю, может, сначала он. А может быть, это произошло случайно в первый раз. А после кто-то из главных убивал, Вадим или Александр. Они же и тела сами прятали, сочли, что так для них безопасней будет. А я правда не участвовала в убийствах! Не посылала родителям записи и ничего не снимала на камеру, она находилась на штативе все время. И если бы запись кто-то потрудился проанализировать, всем стало бы ясно, что съемка идет постоянно с одного ракурса. Но дело вовсе не в этом.

– А в чем?

– На паре записей действительно есть мой голос. И я действительно говорила все те вещи, провоцировала парней на большую жестокость. И если сейчас ты спросишь, зачем, я не смогу тебе объяснить.

– Может быть, тебя тоже спровоцировали? Люди, например, алкоголь или наркотики?

– От алкоголя я сразу же засыпаю, едва успеваю до кровати добраться. А наркотиков никогда не принимала, ни разу в жизни. И, говоря откровенно, мне сложно объяснить, что это было. На меня словно нашло возбуждение, дикое и неконтролируемое. Опьяняющий прилив силы и злости. Я будто разделилась на две половины, одна из которых испытывала ужас и отвращение, а другая – много разных, смешанных между собою чувств. Здесь были возбуждение, злость, радость и желание причинить боль, как можно больше боли. Они реагировали на мои слова, откликались и возбуждались, а я где-то в глубине души испытывала страшное ликование. Это было словно экстаз, необъяснимый и оттого пугающий.

Алина продолжала говорить, чтобы пояснить или как-то оправдать свои действия. А я слушала ее, что называется, вполуха и размышляла. Несколько лет назад в стремлении повысить свою квалификацию я начала изучать психологию. То есть не то чтобы изучать, но увлеченно читать статьи по психологии, психиатрии и судебной медицине. И сейчас я находила в рассказе молодой девушки некие соответствия, которые позволяли провести аналогии и даже сделать выводы. В мою теорию укладывалось буквально все в ее исповеди. И ничем не объяснимое желание юной девочки покончить с собой, и странный неожиданный прилив агрессии и жестокости, направленный на таких же юных и привлекательных девушек, и все остальное.

– Алина, скажи, пожалуйста, ты в детстве подвергалась домашнему насилию?

– Какого характера? – испуганно выдохнула она.

– Сексуального. Ты прости меня за этот вопрос, но это может сразу расставить все точки над «i» и многое прояснить.

Некоторое время Алина молчала, ее дыхание стало нервным, коротким и прерывистым, как во время быстрой ходьбы или даже бега. А еще с чего-то подобного обычно начинается паническая атака.

– Только не надо нервничать. И если об этом слишком тяжело говорить, не нужно подробностей. Мне уже все понятно по твоей реакции. Так что успокойся, помни, что теперь ты в безопасности. Здесь, со мной, а я никому не дам тебя в обиду.

Алина глубоко вздохнула, задержала дыхание и еще немного помолчала.

– Знаешь, сколько раз я говорила себе похожие слова? «Ты теперь в безопасности!» «Они теперь до тебя никогда не доберутся!» Разве что раньше мне никто полной опеки не предлагал. – Девушка нервно рассмеялась и тут же горько всхлипнула.

– Прости, я не хотела тебя ранить или напоминать о болезненных событиях.

– А я никогда, ни на минуту ничего не забывала. Почему-то не получается, – голосом маленькой девочки пожаловалась она.

– Потому что ты молчала, слишком долго держала это в себе. Ведь после того, как выговоришься, часто становится намного легче.

– Поверь, Женя, молчать у меня были причины.

– Но ты рассказала все Вадиму?

– Без подробностей, разумеется, но он их никогда и не требовал. Сразу все понял и безоговорочно мне поверил.

– Ты уже не первый раз это повторяешь. Значит, ты делала попытку рассказать кому-то из родных, а тебе не поверили? – высказала я предположение.

– Бабушке, – кивнула Алина, – Лидии Павловне то есть. Как-то в наивном порыве надежды, которая меня уже почти не посещала, я все рассказала ей и попросила помощи и защиты. А она ответила, что я гадкая девочка с больной фантазией. Что думать о таких вещах мне рано, а распускать бредовые слухи о приличных людях должно быть стыдно. И что она велит меня выпороть и поставить в угол на соль, если услышит, что я хоть когда-то кому-то говорю что-либо подобное.