Помост у реки Роны

На рассвете мужчина покинул свой дом, отправившись к самому высокому холму так странно осиротевшей долины. Он пристегнул крылья к спине, как научил его плотник, и взошел на вершину. Перед полетом отец посмотрел в подзорную трубу. Он увидел маленького человечка, стоящего на корме.

Отец спрыгнул с холма, расправил в стороны руки и что было сил замахал ими, стараясь подняться к облакам. Радость горела в его душе, он чувствовал, что чем сильнее орлиные перья отталкиваются от воздуха, тем выше он поднимается к паруснику, где ждет его малыш. Отец уже представил, как скоро он крепко обнимет его, как попросит за всё прощение и сам за всё простит. Кровожадная чёрная птица, еще с ночи караулившая малыша на корабле, вероятно, приняла мужчину за соперника и кинулась атаковать его. А тот только неуклюже махал искусственными крыльями в небесной пустоте и совсем не мог себя защитить. Птица повредила ему одно крыло, и он неумолимо начал падать на землю.

В замке больше не загорались окна, из башни навсегда перестала звучать дудочка. Голуби, отправленные к отцу, возвратились без ответа. Сначала малыш на небесном паруснике решил, что его бросили, затем – что он в чем-то виноват, но вскоре страшно испугался, сообразив, что в доме родителей что-то произошло. Но как бы ни хотел, он не мог спуститься на землю, чтобы узнать о том, что произошло.

Корабль еще долго кружил над замками, на мачте поднимались разного цвета флажки, но малышу стало ясно, что внизу его уже никто не ждет. Малыш открыл трюм парусника, стая почтовых голубей вылетела на свободу. В небе бушевала гроза, хлестал ливень, а корабль уплывал навсегда от замка в далекую неизведанную небесную даль».

Валя закрыла книгу и вздохнула. «Какой печальный рассказ…» – подумала она, но весеннее солнце, ласкающее ее обнаженное тело, нежно грело, и потихоньку все тревоги растаяли. Она загорала на покачивающемся паруснике вместе с друзьями и, наблюдая за ясным небом над головой, увидела, как городской голубь возвращается на берег озера.

Глава двенадцатая. Под парусами

Май – сезон швейцарских выпускных. Даже если какой-нибудь студент не успел добрать пару-тройку кредитов и будет вынужден остаться в Женеве на летних курсах, его выпускной всё равно произойдет в мае. В этом месяце университет Webster пронизан солнечным светом, заполняющим классы через прозрачные стеклянные стены, а на свежих зеленых лужайках можно даже позагорать.

Уже за неделю до выпускного между двумя корпусами натягивают белый шатер, внутри скоро накроют столы с разными тáпасами и шампанским. Сразу после утренней церемонии, которая пройдет в большом конференц-зале, где всем выпускникам вручат дипломы, они в черных мантиях и золотых лентах станут бросать под потолок свои квадратные шапочки, а фотографы и родители поймают этот момент на камеру. На снимке будет почти невозможно разглядеть лица – энергия свободы и счастья будет общая, – как на картинах Ренуара и Дега. Счастливая толпа выпускников заполнит шатер и, возможно, многие в последний раз в обнимку с любимыми учителями пройдутся по аллеям, мостикам и классам.

Вряд ли они когда-нибудь встретятся. В интернациональных университетах не проводят дни встреч выпускников. Возможно, когда-то такую традицию пытались внедрить, но в назначенные дни никто не приезжал. Столы-государства опустеют на лето, превратившись в дешевую пластиковую мебель, но осенью их займут новые резиденты.

К вечеру родители после семейных ужинов разъедутся по отелям, а их дети останутся бродить до утра по средневековым улочкам. Так неизменно каждый год проходит официальная часть выпускного, которому, конечно же, предшествует еще и неофициальная.

За неделю до прибытия родителей все выпускники, вооружившись телефонами и записочками, зашушукав все укромные местечки, расчерчивают главный ночной клуб города на неприкосновенные участки. К этой тусе присоединяются и бывшие студенты, умудрившиеся получить швейцарские паспорта и не уехавшие из страны, и тихони-ботаники, которых обычно никто никуда не зовет. Ну и, конечно же, главный менеджер клуба, радостно порхающий от стола к столу как бабочка, собирающая нектар, тоже тут – подсчитывает свою самую большую комиссию за весь год.

Несмотря на особый день, некоторые устои остаются неизменными – vip-зона Java все так же распределяется между русскими и арабами, а общий зал остается европейцам, американцам и азиатам. Но в разгар ночи все границы стираются, а клуб становится таким жарким и веселым, что, кажется, под хороший бит может раскачаться так, что оторвется от улицы и автономно поскачет, как гигантский баскетбольный мяч или отдельная планета, куда-то по всей Швейцарии, потом Франции, Испании и где-то на переправе в Марокко наконец к утру улетит в космос.