Понаехали

Главный дорожный инженер Беззуб оправдает доверие. Помимо отлаженной системы ремонтов и профилактики, он, как и в аэронавтике, завалит начальство идеями, моделями и чертежами – Ваня попытается усовершенствовать или переделать буквально все: механизм открывания створок топки, форму лопаты для угля, место для кипячения чая для машиниста и кочегаров, форму фонаря обходчика, масленку машиниста, систему смазки шатунов… Многое найдет применение, пусть не массово, но в пределах одного депо – точно. Новинки принимались машинным людом с благодарностью, а кое-что было принято и на высоком уровне – предложение заменить заглушки на магистралях аварийными пружинными клапанами снизило травматизм и аварийность, установка обтекателей (вот тут пригодились детские расчеты сопротивления воздуха при полете пули), система набора воды в бак паровоза и лоток для подачи угля с тендера к топке долгое время были сенсационными и подавались начальством на всех совещаниях как некий козырный туз в достижениях вверенного хозяйства, правда, без указания авторства.

Быт был обеспечен. Воздушное хобби супруга – принято на ура. Фира – счастлива. Так легко она еще не носила.

Вот уже установили огромную елку и развесили мишуру и золотые орешки, вот святой Николай принес отличнице Лидочке сказочное царское платье, а Нестору собственный набор инструментов. Анечка щебетала над французской куклой с нее ростом… А ребеночек все не торопился с появлением. Фира перехаживала уже две недели.

Ваня целовал ее огромный живот: неужто рождество на Рождество?

Фира проснулась…

– Начинается. Ванечка, Ванечка, родной, я сама, сама… Четвертый ребеночек, я знаю все. Водичку вскипяти…

Самой не получилось…

Фира, его маленькая Фира разорвала от боли своими ручонками льняную простыню.

– Я за Лёлькой!

– Нет! Не зови эту бесноватую! Она меня ненавидит! Нет! Нет!

Ванечка орал вместе с Фирой:

– Ирочка… Ирочка… ручка оттуда выпала…

Ирочка потеряла сознание. Ванечка вылетел на галерею, промчался босым по снегу и хлопнулся на колени перед Лёлькиной дверью.

– Я не баба, я – акушер, не ссы. Какая ручка? Спокойно. Дите боком выходит…

…Не дергайся, сука, если хочешь, чтобы твое отродье выжило. – Елена облила водкой руку и засунула ее в промежность Фиры. – Ша, шикса, не ори, у тебя еще вторая зайдет и спрячется.

Если бы Фира открыла глаза, то увидела бы, как изменилось лицо Елены. Вместо вечного презрения – закушенная губа, лоб в испарине и одержимость пополам со страхом в глазах. Это был второй случай в ее практике. Первый – в ее приезд домой на летних каникулах. Она помогала соседке, помня картинку в медицинской книжке. Тогда ей было семнадцать, и она не успела – ребенок не выжил. Лена еще полгода в каждом сне повторяла, как ритуальные индийские мудры, все движения родовспоможения по методу Морисо-Левре.

И вот опять. И эта проклятая жидовка. Самая длинная ночь в году. Самая черная. Буквально. Ночь святой Анны и зачатие Богородицы… Ну не должны в такой праздник младенцы умирать. Фирин звериный рев, плач детей в соседней комнате… и долгожданное пронзительное мяуканье.

– Такая же черноротая, как мамаша, держи, – Елена положила на Фирину задранную до груди сорочку черноволосую девочку.

– Шейне, Шейне пунем[6]… – бормотала Фира, трясущейся рукой поглаживая тоненькие мокрые завитки на макушке.

– Как? Женя? Ну, святки нам не указ. А что, мне нравится, хорошее имя. Не повторяй мамину судьбу, Женька. Ну и ночь ты выбрала для прихода. Точно под глаза.

От денег Гордеева наотрез отказалась:

– Мне от вас ничего не надо.

Ванечка только крикнул ей вслед:

– Мы… я – твой должник!

1908

Чудеса медицины

Беззуб не признавал долгов. Ему понадобится полгода, чтобы придумать и сделать подарок для Гордеевой. Такой, чтобы даже она не могла отказать, и который показал бы всю Ванечкину благодарность за спасенных жену и дочку. Он думал не переставая, и днем и ночью, пока не увидел идею во сне.

А приснился ему… акушерский саквояж. Но что за саквояж! Это был венец инженерной мысли, в него Ваня вложил все свое умение, знания, связи и упорство. Он знал, что Фердинандовна не примет халтуры.

Подошел он к этому вопросу фундаментально, используя старые связи на одесской конке, опросил всех знакомых докторов всех специальностей, включая коновалов. Потом пришла очередь опроса шорников, сапожников и нескольких одесских кожевенников, потом были цирюльники, аптекари и разного рода ремесленники.

В результате миру явилось чудо – Акушерский Саквояж, именно так, с большой буквы…

Металлисты-ремесленники сделали каркас чуда, лучший дамский мастер, сапожник Абрам Максович обшил его самой мягкой, тонкой и изумительно прочной кожей, шорники выжгли вензеля, полное имя и адрес Еврейской больнички и еще несколько только им понятных медальонов. А внутри было самое главное – не зря Ваня так замучил всех знакомых и незнакомых докторов и коновалов…

Каждый(!!!) инструмент и пузырек имели свое место, кармашек, чехольчик или прорезь. Каждый!!!

На каждом кармашке или притулочке был выжжен или отгравирован свой символ или надпись на латыни.