Понаехали

– А лепездричество для здоровья опасное, – звякнул стаканом Сема. – Вань, им же убить можно?

– Легко, – согласился Беззуб. – Как оглоблей, только быстрее. Но зато коней не надо и вагонов много. Можно и стоячих больше шести перевозить. Представляешь, Сема, какие перспективы для твоего карманного гешефта с такой плотностью населения?

Гласные Городской думы сильно сомневались, но в конце концов проголосовали за лепездрический трамвай. Правда, к радости фельетонистов, строить его будут два года и к открытию на Всероссийскую выставку промышленности и сельского хозяйства опоздают на каких-то пару месяцев.

Но не трамвай и не тысячные гешефты бельгийских коррупционеров потрясли Молдаванку, а старый Янкель Фальтнер – ближайший сосед Беззубов.

– Вы до кого? – встретила мадам Полонская элегантного мужчину в сопровождении пристава. – До Янкеля? И шо этот старый преступник вытворил на этот раз? Закусывал молоко салом? Подглядывал в женскую баню? Он же ничего не видит! Разве шо на ощупь! – Полонская, изнывая от любопытства, двинула следом за опрятными господами, вещая в июльское небо:

– Ой, вы посмотрите! До Фальтнера идут с такими торжественными лицами, шо мне сдается, шо наш Янкель – таки наследный принц в изгнании!..

Мадам Полонская практически угадала. Эта дворовая новость докатится до столичных газет, а пока нарядный господин с кожаной папкой уже пятнадцать минут стучит в дверь Янкеля:

– Откройте! Мы из нотариальной конторы! У нас ошеломительные новости!

– Янкель, зараза старая, – помогала и Голомбиевская, – значит, когда у меня приличные клиенты – он все слышит и тарабанит своей клюкой мине в окно, а когда тебе стучат в дверь – то ты сразу и бесповоротно оглох!

– Так, Янкель, – гаркнула Полонская, – если ты помер – дай знак, а то мы будем ломать двери!

В конце концов дверь таки распахнулась. На пороге в кальсонах с обвисшей по-черепашьи кожей на тощей груди в облаке седых курчавых волос стоял Фальтнер и трясся от негодования. Он сжимал свои сухонькие кулачки:

– Мадам Голомбиевская! Мадам Полонская, чиряк вам в рот обеим! Уходите!

Нарядный гость что-то шепнул Янкелю на ухо. Тот резко замолчал и отодвинулся, чтобы он с приставом зашел в дом, а затем резко захлопнул дверь прямо перед Софиным носом.

Через пять минут пристав выскочил:

– Помогите! Старику плохо стало!

Пока Нюся мчалась за Фердинандовной, Софа прорвалась в логово Янкеля:

– Ой, дурак старый! На кровать его тащите, – скомандовала она гостям и внезапно очень профессионально стала растирать полуживому Янкелю ступни.

И тут влетела Гордеева. Оттолкнув Софу и нарядного господина, сунула флакон с нашатырем Фальтнеру под нос.

– Ну вот, – сказал господин, – отлично, нам как раз нужны свидетели и ваши подписи, что господин Фальтнер в здравом уме и понял, что мы ему сообщили.

– Кто в здравом уме? – заржала Нюся. – Он и так Ньютоном никогда не был, а последние лет десять так уже полный мишигинер.

Господин с укоризной покосился на нее:

– Дамы, я вас умоляю – минута тишины, или я позову других свидетелей.

Дворовые мадам дружно замолчали.

А господин торжественно зачитал, что 23 июля 1908 года в присутствии трех свидетелей до Якова Фальтнера доведено, что он получил официальное извещение о том, что он и его сестра являются единственными наследниками после смерти Натана Фальтнера, умершего в Соединенных Штатах бездетным и оставившего наследство в двенадцать миллионов долларов…

В гробовой тишине, нарушаемой только сиплым, свистящим дыханием Янкеля, представитель нотариальной конторы уточнил, что теперь потребуется возбудить в официальных учреждениях Америки ходатайство о выдаче наследства, хранящегося в американском национальном банке, но надо разыскать документы, удостоверяющие их родство с «лицом, умершим в Соединенных Штатах».

– Они в Петербурге… Документы могут быть только в Петербурге, – простонал Янкель.

– Не волнуйтесь, – просиял господин, – мы с радостью возьмемся за все хлопоты по сбору и оформлению надлежащих бумаг. И в Америку вас сопроводим!

– А чего это вы сопроводите?! – очнулась Голомбиевская. – Слышь, сопровождающий, ты ему в дороге будешь совершенно бесполезен!

Полонская расхохоталась:

– Нюся, твой поезд ушел! Мадам Голомбиевская, ты не делала ему скидки, жестокая женщина! Да ты вообще ничего не делала бедному старику, а могла бы – не стерлась бы! Теперь жалей! Янкель, раз ты теперь богатый, может, трамвай купишь? А то мужики вчера нервничали, что всё бельгийцы под себя подмяли, а так будут деньги в семье! Точнее во дворе!..

После газетной заметки бедный мизантроп Янкель, проживший отшельником полжизни, теперь скрывался от нашествия внезапно появившихся родственников со всех сторон и веток, всевозможных эффектных дам, готовых скрасить досуг старика, юристов и газетчиков.

Ваня Беззуб мечтательно откинулся на стуле:

– Ира, я вот что подумал: если Янкель наш теперь уезжает в Америку, то, может, он продаст нам свою комнату?

Ира вздохнула: