Понаехали

Но пока жадные промышленники не отдавали и плакались на развал производства или рвались за границу, чекисты не гнушались и меньшими суммами. Представители новой власти могли наведаться с ночным «обыском» к относительно зажиточным соседям и изъять ценности и имущество.

В меблированные комнаты профессора Ланге тоже пришли с ревизией. По стуку сапог и грохоту по двери было понятно, что гости незваные. Дверь распахнулась – на порог квартиры с папиросой в зубах, в кожаной тужурке поверх домашнего платья и в красной косынке вышла Лидка. Через плечо в деревянной кобуре на уровне колена болтался длинноствольный маузер.

– Чего надо? – пыхнула.

– Ревизия! Каюк вам, буржуям, пришел! – крикнул член этой живописной группы, стоявший сзади и потому не успевший увидеть Лиду.

Она отпихнула стоявшего первым и вывалилась полностью в коридор:

– Кто там вякнул? Фамилия?! Вы что, черти, списки не получаете?! Под трибунал пойдете!

Революционер смутился:

– А мы, это… не знали, что наши уже здесь.

– Кто ваши, не знаю, а чрезвычайный комитет уже заселился!

– А вы, собственно, кто? – начал приходить в себя руководитель группы.

– Я кто? – Лидка выпустила дым в лицо вопрошавшему. – Лидия (пауза) Борисовна (пауза) Северная. Вопросы, сука, есть?! Или папу позвать?

– Извините! Виноваты! – Старший мотнул головой и зачем-то отдал честь.

– Вон пошли!

Лида захлопнула дверь и, подволакивая ноги в мужниных сапогах, гордо вплыла в комнату.

Бледный Николенька стоял у стола.

– Лидочка, что там?

Лида, не выходя из образа, затянулась и сплюнула на пол:

– Теперь долго не придут.

– Душа моя, а кто такой Северный?

– Коля, ну как можно? Мы ж знакомились неделю назад! Боря Юзефович электриком у папы в депо работал до революции, начальник ЧК теперь.

– А ружье у тебя откуда? – простонал Николенька.

– Что откуда? Это ж маузер коллекционный! Отец мой тебе на Рождество подарил! Ты бы хоть подарки открывал.

– Боже, он заряжен?

– Понятия не имею. – Лида скинула кобуру на пол и присела в кресло. – Подай коньяку, что-то я разволновалась.

Страдали не только буржуи. Однажды бригада большевиков наведалась во двор к Беззубам – по городу начался принудительный отъем матрасов для нужд Красной армии.

Вышла Нюся.

– А на чем я товарищей красноармейцев обслуживать буду? А? – она уперлась грудью в тощего мужичонку с винтовкой. Тот облизался: – Так это мы ж тоже красноармейцы! Вам, гражданка, оставим! – И сделал паузу. – За сочувствие!

– Ты не красноармеец, а недоразумение, – отрезала Нюся. – Надо товарищам сигнализировать, шоб таких не брали.

И тут же во дворе появилась мадам Полонская – в свои далеко и глубоко за семьдесят она продолжала репризы с выходом.

– А я б взяла, – она подмигнула красноармейцу, – не изволите пройтить? Опробовать на пригодность?

– Тьфу, дура старая!

Бабы засмеялись, но «экспроприатор» ударил Софу прикладом в грудь. Та вскрикнула и упала.

Мадамы сделали шаг вперед, но представители пролетариата выставили штыки:

– А ну снесли сюда быстро матрасы и харчи, а то сами пойдем. И выпивку тащите!

Ривка мстительно ухмыльнулась:

– Выпивку? Это мы мигом!

Полгода назад, во время экстренного вывода французских войск и очередной волны эмиграции, Гедаля разжился в порту тремя мешками сахара. Один – раздали и продали на домашние нужды по двору и окрестностям, один – оставили в запасах, а третий – оказался бракованным. Не просто бракованным, а абсолютно никчемным. Мешок вместе с содержимым насквозь пропитался керосином. Тяжелый маслянистый керосин настолько впитался в сахар, что не то что есть, стоять рядом с этим мешком было затруднительно. Но выбросить такое сокровище рука Ривки так и не поднялась. После совещания женский дворовой совет постановил провести спасательную операцию и попробовать выгнать из испорченного сахара самогон – дескать, во время дистилляции масла с запахом осядут. Обмотав лица тряпками, Ривка и Софа вынесли ведро с брагой и примус во двор. Остальные жители быстро сняли сохнущее белье и попрятали детей.

С разной степенью интенсивности двор вонял еще неделю. Никакие дополнительные фильтры из песка, десяти слоев батистовой сорочки и активированного угля имени Гордеевой не помогли. Дегустаторы, даже не нанятые – полученные из желающих, отравились, более того – каждый поход в дворовой туалет (Гедаля пропустил два рабочих дня по причине жесточайшего расстройства желудка) сопровождался узнаваемым керосиновым духом, который сохранился после дистилляции, фильтрации, многоступенчатой очистки и прохождения продукта по пищеварительной системе. Однако и вылить эту горючую смесь ни у кого рука не поднялась.

Под девизом «на всякий случай» Ривка укупорит бутылки и зальет сургучом – для надежности. Весь этот кошмар спокойно хранился в подвале – никто со двора ни в здравом уме, ни в жесточайшем похмелье на него не покушался.

Ривка вынесла здоровенные бутыли.

– Вот, пожалуйста, товарищи! С моим удовольствием! Пейте, не обляпайтесь.

На прощание на головы представителей «красного террора» прилетел от Нюси насквозь прописанный детьми и котами младенческий матрасик Полины…

Мадам Полонская