Понкайо. Книга 2

Инга повернулась с твердым намерением уйти… и приросла к месту. Опираясь на костыль, поодаль от нее стоял и улыбался тот самый паренек. В свободной руке он держал чисто вымытую кружку, еще покрытую каплями воды, и запотевший изнутри целлофановый пакетик, в котором смутно проглядывались несколько столовых приборов. Со вчерашнего дня Ингу преследовали видения о залитом кровью лице, но сейчас паренек выглядел многим лучше, и девушка незаметно выдохнула, словно боялась, как бы его не оставили в жутком истерзанном виде, в котором она обнаружила его накануне в сквере. Ссадины на лице были воспалены, но уже не кровоточили. На сломанной переносице и под плавным изгибом левой брови белели кусочки пластыря. Веко подбитого глаза опухло и плотно сомкнулось; красновато-фиолетовый отек, судя по яркому отливу, спадет еще не скоро. Инга заметила, что цвет радужки здорового глаза у паренька темно-карий и очень глубокий, нос крупный, почти треугольный, а короткие кучерявые волосы рыжевато-каштановые и на вид жесткие, как проволока.

По нежной улыбке Инга поняла, что от его внимания не укрылось ее неловкое топтание у двери. От этой мысли ее бросило в жар, она отвела взгляд и, скрывая волнение, поправила лямку школьной сумки, а паренек тепло и сердечно поздоровался, как будто знал ее уже очень давно.

Они присели на деревянную скамью рядом с палатой и разговорились. Он сказал, что его зовут Филипп, и сразу начал называть Ингу на «ты». Голос у него был по-юношески мягкий и чистый, речь правильная, почти книжная, без жаргонизмов и ругательств, и это сразу понравилось Инге. Держался он без самомнения и бахвальства, спокойно и дружелюбно. Посетовал на три выбитых зуба, кражу бумажника и любимых часов. Узнав, что он студент второго курса строительного университета, Инга немало удивилась. Надо же, он старше на целых два года… Она-то посчитала его своим ровесником.

Инге хотелось узнать о ранении – как это произошло и какими последствиями обернется, – но слова не шли с языка. Филипп, однако, не обошел эту тему и простодушно рассказал о нападении хулиганов. Привязались самым классическим образом: попросив закурить. Здоровый образ жизни Филиппа не понравился уличным хищникам. Он вовсе не хотел развязывать эту потасовку, понимал, что против четверых ему не выстоять, и уже прибавил шаг, приготовившись сбежать – он хорошо знал тот район и собирался запутать преследователей, оставить их с носом, – но агрессоры, словно разгадав его намерения, окружили Филиппа и утянули к деревьям. «Отойдем-ка в сторонку, поговорим».

Слово за слово – нужен был только повод. Пока наскакивали спереди, он еще отбивался, но потом кто-то подобрался сзади и ударил два раза в бедро. Филипп даже боли не почувствовал – на землю повалился, подкошенный внезапной слабостью, из-за отказанной ноги.

Архаровцы отпинали его как следует, содрали куртку и новые ботинки, расстегнули браслет часов и после контрольных пинков под ребра дали стрекача. Наперерез через аллею перебежали на другую сторону, перемахнули через ограду за деревьями и кубарем скатились в подземку метро. И все это на глазах непрерывно сменяющих друг друга прохожих. Они скользили на переднем плане, но оставались для Филиппа темными фигурами с расплывчатыми белыми лицами, повернутыми в его сторону.

Когда его сбили на землю, через мельтешащие перед лицом ботинки со стальными носами и зубчатыми заклепками он видел, как люди оглядываются, некоторые даже останавливаются, чтобы понаблюдать, а потом идут дальше. Но едва гоп-компания, оставив жертву, чесанула к аллее, это сразу вспугнуло зевак. Испуганно шарахнувшись, поминутно озираясь, они поспешили убраться, как услышал Филипп, «из неблагоприятного района». И никому даже в голову не пришло притормозить у одного из телефонов-автоматов и вызвать наряд. Это не заняло бы и минуты. Просто сообщить адрес, в двух словах обрисовать ситуацию и повесить трубку. Так думал Филипп, но его мысли не совпадали с мыслями прохожих, а внушать он не умел.

Филипп лежал на снегу так долго, что успела отмерзнуть спина. Задетая ножом конечность странно помалкивала, сам он едва о ней думал и считал, что не может подняться только из-за сотрясения: его сильно ударили по голове, когда приходовали ботинками со стальными носами. От любого движения страшно двоилось в глазах, а когда он попытался встать, его вырвало. Филипп сплюнул выбитые зубы и лег обратно на снег. Он решил полежать, пока не придет в себя, но потом невесть откуда перед ним возникло чудесное видение в синей шапочке с белым пушистым помпоном сверху, похожим на кроличий хвостик. На отложном воротнике дубленки лежала темная коса, через довлеющий ужас в очаровательных карих глазах пробивалось сострадание. Как Инга и думала, Филипп не сразу определил, настоящая она или нет, но когда он почувствовал своей заледенелой рукой тепло ее пальцев, то понял, что девушка не чудится ему, и от этого сразу полегчало. Она не бросит его, Филипп это знал, видел по ее глазам.