Понкайо

Брошенные в подземельях тела разлагались медленно и долго. Пираты, желавшие исследовать туннели на предмет упущенной впопыхах наживы, из-за невыносимого смрада были вынуждены отказаться от этой затеи. Запах усиливался с каждым месяцем и вскоре перестал походить на что-либо. Это был уже не запах гниющей плоти, но что это было, пираты не могли сказать. Предсмертные муки зверски перебитых людей впитались в стены и по ночам мучили пиратов, обживших пустые дома в качестве временного прибежища. Под землей что-то происходило. Палачам слышался звук бегущих ног, из глубин поднимались крики несчастных. Пираты спускались в погреба, отодвигали дубовые шкафы, и навстречу им с угрожающей скоростью надвигалась сажевая темнота склепа. Известняковые своды поддерживали в туннелях микроклимат, не позволяющий воздуху остужаться, но пираты этого не знали, им казалось, что подземелье наполнено дыханием сотен людей, которые попрятались перед их приходом, чтобы заманить глубже, запутать, загнать и оставить на погибель. Страх гнал пиратов наверх, а потом и вовсе заставил покинуть остров.

Перед отплытием не досчитались четверых. Пираты отправились было на поиски, но тут на вершине горного массива зазвонил несуществующий колокол. Всполошенные морские разбойники, оставив собратьев на произвол судьбы, поспешили убраться подобру-поздорову, снялись с якоря и вздули паруса, взывая к ветру с мысленными увещеваниями. Но вопли жертв настигли пиратов и в открытом океане, мучили денно и нощно, перебивая мысли, стягивая нервы в тугой комок. В предрассветной дымке мерещились очертания Понкайо. Ветер приносил запах разложения; вонь проникала в глотку и ноздри, пираты искали ее источник и не находили, выбрасывали за борт груз, но все равно не могли избавиться от мерзкого смрада. Целыми днями звенел вдалеке громогласный колокол, но горизонт был чист, как драгоценный камень. Из трюма доносилось топанье десятков ног, палуба содрогалась, как от ударов огромного молота. Слышались всхлипы и плач, но понять, откуда же доносятся стенания – также из трюма или прямо из головы? – было невозможно. По ночам зажигались непонятные огни, вели за собой и гасли, а поутру пираты обнаруживали, что курс изменен: снова к Понкайо.

Дружно и сообща команда теряла рассудок. Не в силах дольше сражаться с неумолчными видениями, пираты с криками бросались за борт и уплывали прочь, позабыв о шлюпках. Обезумевший от бессонницы капитан гонял по углам тени, в порыве гнева о чем-то с ними спорил, через мгновение умолял, назавтра клял и приказывал убираться вон. Он давно перестал следить за курсом. К штурвалу никто не подходил. Колыбель безумия дрейфовала по Тихому океану, пока на нее не наткнулся военный линкор. С трудом был опознан единственный оставшийся в живых член команды, прославленный головорез по прозвищу Весельчак Форо, на счету которого было свыше двадцати семи потопленных кораблей. Исхудавший, оборванный, с впалыми щеками и выдернутыми зубами и волосами, капитан корабля-призрака походил на поднятого мертвеца. Он бормотал несвязно, скоро, точно его подгонял внутренний голос или собственные мысли, выкрикивал мольбы о помощи, старался что-то втолковать, но окружающих людей не видел, обращался к кому-то другому. На рее под соленым бризом раскачивались изъеденные чайками тела тридцати двух человек. Это был конец для пиратского фрегата «Славные деньки», за которым стражи морского порядка гонялись вот уже двенадцать лет. Разве могли они предположить, что в конечном итоге печально известное судно вынырнет из тумана прямо к ним в руки?

Долгие годы Понкайо сторонились с тем же трепетом, с каким чураются тех мест, где остро отточенной косой были скошены множественные жизни. За островом закрепилась слава проклятого. На протяжении почти целого века Понкайо обходили стороной. Но в середине XVIII столетия ужасы прошлого затуманились и на остров потянулись заинтересованные обыватели.

Подземелья хранили безмолвие. Под слоем изжелта-белой пыли, насеянной известняковыми сводами, в окружении прекрасно сохранившихся предметов прошлого лежали человеческие останки в поблекшей одежде. Все нехитрые семейные сокровища – нательные крестики, пряжки, кольца, монеты и серебряные столовые приборы, – все самое ценное, что могли иметь при себе жители острова, в спешке покинувшие простецкую обитель, отобрали пираты. Осталась только хозяйственная утварь. Но гости острова предчувствовали наживу где-то рядом, здесь, на расстоянии вытянутой руки. Чутье их не подвело.