Попаданец - лучшее

Лиза забралась в тень под навес, улеглась на кучу свежих листьев – не слишком мягко и пахнет аптекой, но зато мошкара не донимает – закрыла глаза, и все, собственно. Свет разума померк, и в пространство Лизиного сна вошли чудовища. Имя им было Соблазн и Вожделение, Похоть, Страсть, Разврат и Порок. Хотелось так, что от желания даже во сне сводило челюсти, и черное пламя сжигало низ живота. В помрачении Лиза готова была отдаться любому из демонов, обольщавших ее обещанием «невиданного счастья». Однако где-то в глубине ухнувшего в сонный морок сознания Лиза помнила о достоинстве и чести и сопротивлялась, как могла, инкубам и суккубам, совращавшим и искушавшим ее каждый на свой манер. Ее то окатывала волна недвусмысленных ощущений, то перед ее взором возникали картины соблазнительных в своей реальности соитий, то запах мужчины заставлял кипеть кровь.

«Запах мужчины… Почему бы и нет?»

Жаркий, пропитанный запахом духов и пота воздух. Танцпол, натертый воском паркет… Короткий подол платья «в облипку», свинг и шимми… Чарльстон и фокстрот, черный джаз… Ударившее в голову шампанское, и рука широкоплечего незнакомца, медленно и неотвратимо скользящая по «второй коже» – по тонкому шелку платья, спускаясь с талии на задницу. Ужасно неприлично, но приятно – черт возьми! – и если выключат свет, а его наверняка выключат, потому что так делают всегда… Ох, даже во сне ей стало жарко от предвкушения! Его рука, ее бедро, и край подола так близко, что только руку протяни… А под платьем шелковые чулки… Они, возможно, и не самая практичная вещь – уж Лиза-то знает! – но чулки на резинках невероятно соблазнительный предмет женского гардероба. А между тем барьер подола пройден, и, если пальцы мужчины поднимутся выше, он коснется ее кожи и почувствует жар ее тела. Ее страсть. Ее желание!

Бог его знает, откуда что взялось, и чем бы все это закончилось, но Лизу разбудили, не дав досмотреть «фильму» до конца. Растолкали, наорали и даже водой в лицо брызнули.

Она вздрогнула и разом открыла глаза.

– Что?

– Тревога! – зашипела ей в ухо Анфиса.

– Вставайте, командир, по наши души пришли! – крикнул Нильсен, протягивая ей винтовку.

И тут Лиза услышала близкую стрельбу, и сон как рукой сняло.

Она вскочила на ноги и огляделась. Весь лагерь был в движении, и эта суета под аккомпанемент ружейных выстрелов Лизе решительно не понравилась. В ней, как это ни странно, учитывая склонность Лизы к чисто женским излишествам, все больше и больше прорастал военный человек. «Сапог кирзовый, правый».

«Бардак! – подумала она с поднимающимся в душе холодным гневом. – Распустил вас Райт, люди! Никакой дисциплины! Но ничего! Я вас, голуби, еще построю и научу ходить гусиным шагом[60]!»

– А ну все тихо! – приказала она.

И хотя голоса не поднимала, все ее услышали. И бестолковое перемещение туда-сюда прекратилось. Люди остановились и повернулись к Лизе, ожидая продолжения.

Как давеча обратился к ней Нильсен? Командир? Ну, так оно и есть, вернее, стало с некоторых пор.

– Где противник? – спросила Лиза, оборачиваясь к Монтанелли.

– На пляже, – коротко ответила женщина, застегивая подсумок, который только что проверяла.

– А стреляют по кому?

– По джунглям, на авось! – Что характерно, никто не вмешивался. Лиза спросила, Монтанелли ответила. Командир знает, что делает.

«Даже когда не знает!»

– Ну, так значит, нашего местоположения они еще не знают, – подытожила Лиза. – Я наверх. Варзугина и Бейли со мной. Остальным замаскировать базу, чтобы сверху не засекли. Старшая – Вайнштейн. Монтанелли – в охранение. Приступайте!

Через пять минут они уже были наверху, лежали на вершине холма, притаившись среди камней и кустов, и смотрели на разворачивающееся перед ними действо, а посмотреть, если честно, было на что. Над озером – на высоте от силы в сто метров – зависла «английская»[61] шхуна со свежей заплатой на левой скуле, а над восточным берегом озера, над поросшими лесом предгорьями ходил галсами корвет, изредка открывавший огонь из пулеметов. До корвета было километров пять, но день был африканский, солнечный, видимость отличная, да и Лиза не жаловалась на слабость зрения. Она и без бинокля увидела достаточно, чтобы опознать корвет второго класса, то есть второго из двух засранцев, атаковавших «Звезду Севера» на границе королевства Яруба.

– Старые знакомые, – сказала Лиза вслух, ни к кому конкретно не обращаясь, – а садят они по повстанцам яруба, я права?

– Да, – коротко ответил Бейли.

«Как же я об этом не подумала?! Вот же дура нелеченая! Вот же уродка, твою мать!»

Что сказать? Но нет таких слов, чтобы выразить Лизины чувства. Только междометия да затейливый флотский мат, от которого, как гласит традиция, киснет даже материнское молоко. Не следовало Лизе звонить лорду Диспенсеру, да бес попутал. Гордыня в мозги ударила. И вот теперь кое-кто расплачивается за ее ошибки своей кровью. Что там происходит сейчас с бедными повстанцами, одному Богу известно, однако и ежу понятно, что ничего хорошего.