Попаданец Павлик Морозов I

Надоело говорить и спорить,И любить усталые глаза…В флибустьерском дальнем синем мореБригантина поднимает паруса…Капитан, обветренный, как скалы,Вышел в море, не дождавшись нас…

На прощанье подымай бокалыЗолотого терпкого вина.Пьем за яростных, за непохожих,За презревших грошевой уют…«Бригантина поднимает паруса». Поход к памятному знаку Павлу КогануСтихи Павла Когана, музыка Георгия Лепского — https://youtu.be/ssA5fmHz_nM ь

Шереметьев — любитель путешествий и отдыха «дикарем», конечно знал о происхождении этой песни. Слова и музыка родились в один день. На квартире у Павла Когана собрались его друзья: Жора Лепский, Женя Агранович и Боря Смоленский. Павел корпел над текстом. Паруса, бригантина, море, книжки про пиратов — это были любимые темы Бори Смоленского, учившегося на водительском факультете института инженеров водного транспорта. Лепский подобрал музыку, Агранович предложил добавить слово «синем» («В флибустьерском дальнем синем море…») — для соблюдения размера. Так «Бригантина», написанная 18-летними московскими студентами, стала любимой песней многих поколений альпинистов, геологов и просто романтиков[118]. Она подарила русской культуре новое явление — бардовскую песню. Именно «Бригантина» повела за собой Михаила Анчарова, Новеллу Матвееву, Юрия Визбора, Аду Якушеву, Булата Окуджаву, Юлия Кима, Александра Городницкого…

Но мог ли я думать и мечтать оказаться в кругу героев своей юности. И я звонкой песней про «яростных и непохожих» чуть ли не впервые возблагодарил судьбу за эту вторую жизнь.

Но в целом, пропадая в библиотеках и заносчиво споря с профессорами в институте, я успевал и дежурить по вечерам со своими комсомольцами, и посещать (хоть раз в неделю) кремлевских опекунов, равно деля время между Надеждой Константиновной и Иосифом Виссарионовичем и его Светкой. А тут еще разнарядка на Артек пришла. Хоть и октябрь, но море есть море. Да и тепло в Крыму пока…

Дело в том, что пионеров-героев, после нашего с братишкой (царство ему небесное, невинной душе!) подвига, появились последователи. Выживших отправляли в Артек.

Например, жительница Татарской АССР Оля Балыкина написала в ОГПУ письмо, в котором раскрыла «преступные замыслы» своих родителей. Ее отец вместе с пособниками воровал колхозный хлеб, причем порой брали с собой на дело и саму Олю. В итоге, вступив в пионерский отряд, девочка решила разоблачить отца и «снять камень с души».

Письмо Оля написала не сразу — сначала она пожаловалась участковому, но тот стал допрашивать мать и дочь вместе, и оттого девочка испугалась и не подтвердила обвинений.

За донос Олю жестоко избили родные, ее потом, когда письмо попало в нужные руки, даже отправили лечиться в санаторий. Сообщников отца Балыкиной арестовали, главные фигуранты дела получили по 10 лет строгого режима, остальным дали меньшие сроки. Девочку отправили в детский дом, где она взяла себе другое отчество — чтобы ничего не напоминало об отце.

Какое-то время к девочке проявлялось повышенное внимание — про нее писали в прессе, местный драматург даже написал про ее «подвиг» пьесу «Звезда», которая ставилась в казанских театрах. И она была не единственная. А про Артек в этом времени так вообще легенды ходили, какой это прекрасный детский лагерь отдыха. (Ну вот почему в России всюду лагеря!)

Вообщем пошел я к седому красавцу Юрию Матвеевичу Соколову[119]

, крупнейшего тогда фольклориста курировавшего нашу группу вместе с ассистенткой Эрной Васильевной Гофман-Померанцевой.

— И как вы это себе представляете, целых две недели безделия, — сказал он, поглаживая ухоженную бородку под роскошными усами с небольшими подусниками.

— А очень просто представляю, — сообщил я, — наберу с собой литературы по разным предметам. Какая разница, где я библиотечные часы отбываю, — в морозной Москве или на берегу Черного моря!

— Так у вас и будет там время на учебники, — возразила Эрна Васильевна. — На море то, да еще в Артеке, Ох, я бы сама сейчас на море махнула, в Крыму в октябре хорошо! Я в прошлом году в санатории в Ялте отдыхала по путевке, роскошное время было.

Я вспомнил, что дворцы аристократов и купцов в этом времени конфискованы и простые люди отдыхают там практически бесплатно. Отец возил нас с мамой чуть ли не каждый год в такие санатории по профсоюзным путевкам за 40–70 рублей.

Тут профессор принял решение:

— Ну, с другой стороны Морозов у нас в некоторой степени вундеркинд, чудесное дитя так сказать. Может и справится. Я вам напишу список книг по фольклору, прочтите пожалуйста, найдите время… Все — на русском, вы, кажется, только немецким владеете?

— Учу французский.