Попаданка с улицы Грёз

От попытки встать перед глазами все плывет. Если б не Тайберг (вполне материальный и теплый), я бы снова рухнула на пол.

— Лежи, овца, — укоризненно ворчит некромант. — Сколько пальцев видишь?

И неприлично оттопыривает средний.

— Один. Мессер, — я цепляюсь за его руку, мимоходом отмечая, что некромант не только материален, но и обнажен, что вообще не лезет ни в какие рамки. — Срочно приведите меня в форму! Мне надо в суд!

Когда я прихожу в себя настолько, чтобы стоять без посторонней помощи и добираюсь до здания суда, часы на городской башне бьют два пополудни. Обеденный перерыв закончен, у дверей толпятся скучающие журналисты, которые оживляются при виде меня в компании монашки.

— Она!

— Кто она?

— Эта... аль Хазам?

— Разве она не должна быть в зале?

— Мои источники сообщили, что девка отказалась выступать, — самодовольно заявил один из журналистов — лощеный, хлыщеватого вида. — Похоже, ей все разъяснили про последствия.

От этих слов, а может от головной боли, темнеет в глазах. Я проталкиваюсь сквозь толпу к входу и утыкаюсь в охранника.

— Не положено, — цедит он, глядя на меня сверху вниз

— Но я свидетель!

— Вовремя приходить надо. Сказано “закрытое заседание”, значит закрытое!

Ну да, конечно. Там же судят не бесправную проститутку. Зачем уважаемым людям лишняя огласка?

Эх, будь я в лучшей форме, я бы тут устроила! Со злостью пинаю стену и очень зря. Даже от небольшого усилия в глазах темнеет. Хватаюсь за монашку, чтобы не потерять равновесие.

— Осторожнее, — ворчит она, подхватывая меня под руку. — Я обещала Хагену, что привезу тебя обратно живой.

Игнорируя журналистов, мы пробираемся в комнату ожидания для знатных леди и падаем на диван.

— Что мне делать, Катрин? Голова совершенно не соображает.

— Ничего, — монашка пожимает плечами. — Сама знаешь — там и без тебя справятся. Свидетелей хватает.

— Если бы от меня ничего не зависело, не было бы смысла меня оглушать и связывать...

— массирую виски, пытаясь унять ноющую боль. — Ты же слышала этого щелкопера! Мне страшно за Наилю.

— С ней инквизитор и господин начальник полиции, есть кому защитить. А вот если с тобой что-то случится, Тайберг меня убьет, — она бросает короткий колючий взгляд в мою сторону. — Не знаю уж чем ты так зацепила нашего злодея, но он над тобой дрожит, как наседка, как цыпленком.

— Думаю, это родительское. Я близка по возрасту к его погибшей дочери. — осекаюсь, сосредоточившись на мысли о покойном некроманте.

Или уже не покойном? Готова поклясться, что час назад призрак был живее всех живых. И. мне послышалось или Тайберг действительно мимоходом назвал Катрин “женушкой”?

— Так, сестра! Мне кажется, нам надо поговорить.

Монашка не меняется в лице.

— Боюсь, у меня нет для тебя ответов. Спрашивай учителя.

— Но.

— Мои клятвы не позволяют распускать язык. Так что давай помолчим.

Мы молчим, и стрелка на часовой башне делает круг за кругом. Боль в затылке постепенно утихает.

Я жду. Жду и надеюсь, что заседание затянется до завтра, но шансов мало. Тот, кто это подстроил, все хорошо просчитал. Если мерзавцам удалось запугать Наилю, все было напрасным.

— Какого демона я послушал тебя?! Надо было рассказать ей все с самого начала! — Джеймс с ненавистью покосился на сидящего в первом ряду адвоката. — Только попадись мне, мразь!

— Не стоило оставлять ее одну, — мрачно отозвался Фицбрук. — Сам знаешь как давят на свидетелей.

— "Не стоило оставлять" — взбеленился Джеймс. — Как ты себе это представляешь?! Наиля не преступница, чтобы ее везде сопровождал конвой! Если бы твоя леди Эгмонт появилась, как обещала...

— Она не моя, — Фицбрук еще больше помрачнел. — И никогда не станет моей, если свидетельница сейчас откажется от показаний.

Джеймс вылупился на друга.

— Что?!

Удар молотка прервал их разговор.

— Тишина, — судья бросил выразительный взгляд в дальний конец зала! — Суд идет. Прокурор прокашлялся.

— Обвинение вызывает Наилю аль Хазам.

Джеймс стиснул спинку скамьи. Перед глазами все еще стояло лицо девушки в тот миг, когда она все поняла, а душу грызло ощущение ошибки.

Почему он согласился с предложением Роя? Почему решил, что наказание виновных важнее ее будущего?

Потому что всегда так делал. Работать в полиции — не цветочки нюхать. Они и так спасли девицу от борделя. Репутация фарадки все равно уже подмочена, огласка ничего не изменит. А если не посадить мерзавцев, то история будет повторяться снова и снова. Нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца.

Но все эти в высшей степени разумные и резонные аргументы бледнели и меркли, стоило вспомнить отчаянное: "Это ведь неправда, господин?"

— Наиля аль Хазам, суд ждет!

Девушка поднялась и нерешительно шагнула к трибуне. В легком белом платье она выгядела еще моложе и беззащитнее.

“Откажется”, — понял Джеймс. И ощутил странную смесь удовлетворения и разочарования.