Однако на этот раз Мило позволил себе слишком много. Бомбардировку собственных однополчан не смогли оправдать даже самые рьяные его защитники, и ему, как все считали, пришел конец. Целая толпа высокопоставленных правительственных чиновников явилась на Пьяносу для расследования. Газеты пестрели грозными заголовками, а конгрессмены громогласно трубили про его злодеяния, гневно требуя самых суровых кар. Матери военнослужащих объединялись в воинственные братства, взывая о мщении. И никто — ни один человек на земле — не возвысил голос в его защиту. Все порядочные люди были глубоко возмущены, и ему приходилось очень туго, пока он не обнародовал свои бухгалтерские отчеты, явив миру огромные барыши, которые получил его синдикат. Он мог выплатить правительству компенсацию за все потери в людях и технике, а на оставшиеся деньги продолжать покупку дозревающего египетского хлопка. И каждый, разумеется, получил свою долю. Но главная победа Мило Миндербиндера состояла в том, что выплачивать правительству компенсацию ему не пришлось.
— При демократическом правлении властвует народ, — пояснял он. — А мы и есть народ. Стало быть, нам надо убрать для простоты расчетов посредника — то есть правительство — и оставить все деньги себе. Да откровенно-то говоря, правительству уже давно пора отстраниться от военных действий, чтобы не сковывать частную инициативу. Соглашаясь на все, что оно требует, мы содействуем тоталитарному контролю над личностью, который ущемляет наше индивидуальное право бомбить собственные самолеты и, если понадобится, людей. А это ведет к потере материального стимула в войне.
И Мило, конечно, был прав, как согласились вскоре все, кроме самых ожесточенных неудачников вроде доктора Дейники, который мрачно пыхтел и злобно бухтел про безнравственность коммерческого предприятия Мило, пока тот не пожертвовал ему от имени синдиката легкий складной алюминиевый шезлонг, дав ему возможность выносить его всякий раз из палатки, когда туда входил Вождь Белый Овсюг, и вносить обратно, когда Вождь Белый Овсюг уходил по своим делам. Доктор Дейника потерял голову во время организованного Мило бомбового удара и, вместо того чтобы бежать со всех ног к укрытию, ползал по земле среди рвущихся бомб, наподобие вороватой ящерицы, накладывая пострадавшим жгуты и шины, присыпая им раны антисептиками и перевязывая их со скорбным, даже страдальческим выражением лица, но без лишних слов, потому что при виде чужих мучений немо представлял себе собственную мучительную смерть. Он довел себя за ночь до полного изнеможения, а к утру, когда бомбардировка завершилась, свалился в жесточайшей простуде, но мужественно заставил себя встать и с горестными причитаниями явился к Гэсу и Уэсу, чтобы они смерили ему температуру, поставили горчичники и дали ингалятор.
А накануне доктор Дейника оказывал помощь раненым с той же удрученной жалостью к самому себе, что и в день бомбардировки Авиньона, когда голый Йоссариан молча спустился из самолета на землю в состоянии оцепенелого ужаса и заляпанный от макушки до кончиков пальцев на руках и ногах кровавыми внутренностями Снегги, а спустившись, молча показал знаком доктору Дейнике, чтобы тот лез в самолет, где на дюралевом полу лежал юный, но уже смертельно холодный стрелок-радист — рядом с еще более юным хвостовым стрелком, который грохался в глубокий обморок всякий раз, как, придя на секунду в сознание, видел размазанного по полу Снегги.
После выноса останков Снегги из самолета — их переправили на носилках в машину «Скорой помощи» — доктор Дейника почти нежно укутал плечи Йоссариана одеялом и проводил его под руку к своему джипу. С другой стороны Йоссариана поддерживал Маквот, и они безмолвно подъехали к медпалатке, посадили Йоссариана на стул и стерли с него внутренности Снегги влажными тампонами из гигроскопической ваты. Потом доктор Дейника дал Йоссариану таблетку и сделал ему укол, усыпив его на двенадцать часов. Проснувшись в своей палатке, Йоссариан сразу же отправился к доктору Дейнике, который дал ему еще одну таблетку и сделал еще один укол, усыпив его еще на двенадцать часов. Когда Йоссариан проснулся снова и снова пришел к доктору Дейнике, тот вознамерился дать ему очередную таблетку и сделать очередной укол.
— До каких пор ты будешь морить меня этими таблетками и уколами? — спросил его Йоссариан.
— Пока тебе не станет лучше.
— Ну так мне уже лучше.
Темный от загара лобик доктора Дейники подернулся морщинками искреннего недоумения.
— А почему ж ты не оделся? Почему шляешься нагишом?
— Я не хочу больше надевать военную форму.
— Ты уверен, что тебе лучше? — спросил его доктор Дейника, но только для порядка. На самом деле он удовлетворился объяснением Йоссариана и убрал шприц.
— Я прекрасно себя чувствую, — сказал Йоссариан. — Только вот слегка одурел от твоих уколов и таблеток.