В штаб-квартире Темного Двора было тихо. Нет, разумеется, внизу стучали молотами кузнецы, в тренировочных залах гарки проходили полосы препятствий, наставник фехтовальщиков Ленга гонял подопечных, хлестко комментируя их ошибки, а в кабинете помощника комиссара Боги по громкой связи фея Полина втолковывала наву, какой он безответственный мерзавец. Но стены не пропускали лишнего шума за границы помещений, и потому в Цитадели было тихо.
Ортега вышел из портала, построенного из комнаты со сканером ауры, и сразу же подошел к аналитикам, замершим у свечей. Спасение жрицы Снежаны не отняло много времени и сил, но когда он проводил взглядом затухающий портал спасенной люды, на телефоне появилось сообщение: «Срочно в Цитадель». А значит, возникла неожиданная проблема.
Беспокоить «ласвегасов» Ортега не стал — они занимались заданием Сантьяги, обеспечивали переговоры лидеров Саббат и комиссара, а его задачей изначально было устранение мятежных масанов, которые как раз сейчас начинали проявлять себя.
— Что у нас?
— В перегоне между «Новослободской» и «Белорусской» масаны захватили заложников, — ответил Лирга. Он сидел чуть в стороне, его узкое лицо подсвечивал монитор, и этот нав координировал работу всех остальных аналитиков в зале.
— Разве Великан не решит эту проблему? — выгнул бровь Ортега, присаживаясь на край стола.
— Это масаны Малкавиан, во главе с Бенедиктом.
— Наши масаны. Перебежчики. — Помощник комиссара прищурился. — Великан их не зацепит.
— Состав стоит на большой глубине, в участке тоннеля без ответвлений. Первичное сканирование показало мощную защитную сеть из артефактов — ее строил опытный маг.
— Сможем взломать?
— Потребуется не менее десяти часов.
— Ударить и списать на несчастный случай?
— Они угрожают рассказать о Тайном Городе челам, которые даже раньше нас узнали о заложниках.
Ортега фыркнул:
— Тогда будем считать, что у них же и сработала бомба: сами себя подорвали.
— Там чуд и эрлиец.
Ортега выругался. Помолчал, медленно кивнул:
— Чудь в курсе?
— Да. На съемке масаны показали и одного и другого: челы не поняли послания, а рыжие уже стоят на ушах. Впрочем, Обитель тоже.
— Хорошо. Значит, будем вынимать без жертв. Десять часов — много, они за это время одуреют от крови.
Лирга коротко пожал плечами:
— Нужна уязвимость. Найдем ее — и снять защиту будет легко.
Помощник комиссара усмехнулся:
— Найдем.
В голове билась только одна мысль: «За что?» Нина вцепилась в телефон, который потерял сеть в тот же момент, когда вошедшие начали стрелять, и думала лишь об этом. Почему она? Что ей стоило зайти в следующий поезд? Или поторопиться и уехать на предыдущем?
Она бы отдала все, что у нее есть, лишь бы оказаться не здесь. Пусть в клубе, пусть даже дома… А завтра с утра прийти в офис, налить крепкого кофе и, замирая от сладкого ужаса, говорить: «Я могла бы там ехать!»
Не могла бы. Едет.
Страх — не манящее ощущение неслучившегося, а животный, дикий страх — заполнил ее целиком. Она не сводила взгляда с ног террористов, боясь смотреть выше. После того как поезд замер в тоннеле, черноволосые не стояли на месте. Они стреляли и стреляли, но Нина не смотрела, куда и в кого. Только видела — знала, что они убивают. На ботинке того, что стоял рядом с ней, застыла капля крови, и это маслянистое пятнышко, не впитывающееся в дорогую кожу, пугало Нину даже больше, чем звуки выстрелов.
Она боялась посмотреть в лицо смерти и боялась, что смерти не нужно ее лицо.
Интересно, умирать больно?
Рядом чуть повернулась та девка, что едва не выбила своей сумкой телефон из рук Нины, когда садилась, и Нине захотелось наорать на нее, сказать, чтобы та не двигалась, не привлекала внимания этих, но наорать — значит показать себя. И Нина молчала.
«Валерий Львович, я не пришла на работу, потому что накануне меня захватили в заложники, прошу не высчитывать этот день из моей заработной платы (мне и так ее не хватает, старый хрыч)…»
Объяснительная. Она напишет хоть сотню объяснительных, если придется.
Если выживет…
Раймонд замер, когда масаны начали стрелять. Он — не воин, но предчувствие кольнуло за мгновение до того, как сумасшедшие Малкавианы ворвались в поезд и наставили свое оружие на пассажиров. Для него — чуд не обольщался — был выделен отдельный масан, который стоял напротив, и дуло его пистолета смотрело точно в правый зрачок Раймонда.
— Только дернись, рыжий, — оскалился масан, и Раймонд увидел, как
Почему это хорошо, Раймонд пока не придумал.