Порою нестерпимо хочется

-- Сию минуту, сэр... -- Он мог оставаться за стойкой среди непрекращающегося гомона и всполохов рекламы и одновременно находиться совершенно в другом измерении, не имеющем никакого отношения к их грубому громкому миру. Потом, словно придя в себя, он начинал метаться за стойкой, и все его высокомерие слетало с него в мгновение ока. Толстые сардельки пальцев начинали трястись, когда он хватал стаканы: "Сию минуточку, сэр". И, демонстрируя спешку, тут же летел назад с заказом, словно старался восполнить мгновения своей задумчивости. Но собравшиеся уже забыли о нем, вернувшись к обсуждению своих местных хлопот. Ну, естественно! Как же им его не игнорировать! Они просто боятся присмотреться к нему. Нам неприятно чужое превосходство...

-- Тедди!

-- Да, сэр. Простите, я запамятовал, вы сказали -- светлое? Сейчас я поменяю, только соберу остальные стаканы...

Но посетитель уже пьет то, что ему принесли. Тедди бесшумно и незаметно возвращается за стойку.

Но вот электрифицированная дверь бара открывается, и в солнечном сиянии стеклянной арки возникает новая фигура -- это огромный старик в шипованных сапогах; впрочем, вид у него такой же отрешенный, как у Тедди. Местный отшельник, с лицом, заросшим седой бородой, известный под именем "старый дровосек откуда-то с южной развилки". Когда-то первоклассный верхолаз, теперь он уже был так стар и слаб, что зарабатывал на жизнь тем, что разъезжал по вырубленным склонам на разбитом пикапе и, распиливая кедровые пни, собирал вязанки дранки, которые и продавал на фабрику по десять центов за вязанку. Страшное падение -- от верхолаза до сборщика дранки. И позор этого падения каким-то образом влиял на уничтожение самой человеческой личности, ибо он двигался словно в тумане, и после того как он проходил мимо, никто бы не смог с определенностью описать его внешность или хотя бы вспомнить о том, что он был. Однако то, что он заходил в "Пенек" довольно редко (хотя и проезжал мимо по крайней мере раз в неделю), не позволяло относиться к его появлению с таким же пренебрежением, как к существованию Тедди. Он был редкостью, а Тедди -- всего лишь предметом обычного антуража. Перед тем как двинуться к бару, он помедлил мгновение, прислушиваясь к разговору. Но под его испытующим взглядом беседа начала замирать, чахнуть, пока окончательно не иссякла. Тогда он громко чихнул в бороду и, не говоря ни слова, двинулся дальше.

У него было собственное мнение относительно нынешнего никудышного положения вещей.

Пока старик не взял себе большой стакан красного вина и не удалился в затемненную заднюю часть помещения, разговор так и не возобновлялся.

-- Бедный старый недоумок, -- преодолев охватившую всех подавленность, наконец произнес агент по недвижимости.

-- Ага, -- откликнулся лесоруб в битой каскетке.

-- Вообще, по слухам, он еще боец будьте-нате.

-- Пьет?

-- Дешевый портвейн. Получает от Стоукса раз в неделю.

-- Как печально! -- промолвил владелец кинопрачечного комплекса.

-- Тс-тс, -- прошипел Брат Уолкер. Почему-то это прозвучало у него как "тиск-тиск".

-- Да. Здорово хреново.

-- После стольких лет работы в лесу; позор.

-- Позор? Нет, не позор, а преступление, твою мать, простите, Брат Уолкер, но меня все это уже достало! -- И еще с большей страстью, возвращаясь в тональность предшествовавшего разговора, шмякает волосатым кулаком по столу: -- Настоящее преступление, твою мать! Чтобы этот старый бедняга должен был... Разве Флойд Ивенрайт уже два года не обещает нам пенсии и гарантированный ежегодный доход?

-- Верно, это правда.

И они снова впрягаются в старую тему.

-- Вся беда с этим городом в том, что мы не можем даже поддержать организацию, которая создана в помощь нам, -- тред-юнион!

-- Да, Господи, это и Флойд говорит. Он говорит, что Джонатан Бэйли Дрэгер считает, что Ваконда на несколько лет отстает от других лесных городов. И я, кстати, думаю то же самое.

-- Эти ваши размышления все равно возвращают нас сами знаете к кому и ко всему их твердолобому выводку!

-- Верно! Точно!

Лесоруб в каскетке снова ударяет кулаком по столу:

-- Позор!

-- Лично я, несмотря на всю свою любовь к Хэнку и всем его домочадцам, -- Господи Иисусе, мы же выросли вместе! -- считаю: что касается наших проблем, то самый главный враг -- это он. Вот так я думаю.

-- Аминь.

-- Аминь, чтоб он провалился. -- Выведенный из транса резкостью этого пожелания, Тедди вздрагивает и устремляет взгляд на собравшихся. -- Пока мы его не уничтожим, у нас ничего не получится!

Тедди протирает стакан и смотрит сквозь него на грязный палец, которым потрясает владелец волосатого кулака.

-- Вся беда в этом проклятом доме!