– Со взводом Канючьего Зоба – два теневых сосуда. Они прибудут на место до заката. Колдуны, что разбили горшки, не выжили. Надеюсь, их планы погибли вместе с ними.
Мальчик понял непреложный закон войны: на какие бы ухищрения ты ни пускался, враг придумает контрмеры прежде, чем ты будешь к этому готов.
Пока я не открыл кружку, мы несли серьезные потери. В группе Эльмо многие пострадали, несколько солдат погибли. Когда Землерой закончит работу, я внесу их имена в книгу павших.
Я опасался, что заклинание-горшкобой пережило своих изобретателей. Выжившие есть всегда. Это факт. Один из таких уцелевших врагов ведет сейчас наш разведывательный взвод, хотя считается, что жесточайшую битву всех времен на той стороне не пережил никто.
Тем не менее мятежники и вправду были почти истреблены. Разведчики утверждали это единогласно. Местные радовались не меньше нашего.
Я подозревал, что в штабе восточной армии радости куда меньше. Или это все мои досужие домыслы? Они ведь ничего не сделали… Черт! Подождите-ка! Пускай сейчас они на стороне Отряда, но Дохломух и Канючий Зоб служат живым подтверждением тому, что Шепот желала нам зла.
В Чарах об этом тоже наверняка знают, ведь Дохломух побывал там и наверняка предстал перед Оком.
Теперь ночь – наша верная подруга. Но она по-прежнему таит множество сюрпризов.
22. Однажды: Папины дочки
Папа был неразговорчив и уклончив, но Бетдек не отставала. Она даже позволяла себе некоторое позерство.
– Папа, у тебя было два приступа за день! – (Не будем отмечать, что ни прежде, ни после этих приступов не случалось. Пока.) – А если бы тебе не стало лучше? Что сталось бы со мной и Лаиссой?
Из его ответа можно было сделать вывод, что об этом он не задумывался.
Чем больше времени она проводила с Папой, тем удивительнее казалось смешение его личностей: в одном теле уживались не просто два разных человека, а два человека, каждый из которых был одновременно и гением, и дураком.
Стремление Папы победить смерть походило в большей степени на разгадывание головоломки, чем на поиск укромного местечка, в котором он сам мог бы спрятаться от смерти. В реальном мире единственной его привязанностью была Лаисса. И Котенок отчасти. Но Лаиссой он был одержим. Одно упоминание ее имени заставляло его сосредоточиться.
– Ладно, милая. Сдаюсь! Почему ты так сердишься?
– Я уже пятый раз повторяю. Мы в сотнях миль от ближайшей живой души – что, вероятно, хорошо для Лаиссы – и в двух тысячах от людей, способных понять нас, если мы попросим помощи. – Выпалив это скороговоркой, она перевела дух, чтобы продолжить: – Старый урод нас здесь не достанет, но в случае серьезной опасности мы все можем погибнуть.
Она заметила, что здравомыслящая половина некроманта понемногу берет верх. Когда это происходило, взгляд Папы становился лукавым. Сам он не понимал, что выдает себя, ведь почти не общался с людьми.
– Хватит валять дурака, – сказала Бетдек. – Наше положение не изменить. Мы застряли здесь, и от этого лекарства не найти, как бы нам с Лаиссой ни хотелось. Нет нужды притворяться и хранить от нас секреты. Нам нужно прийти к соглашению.
Хитрый лис спрятался в нору:
– Я же сказал, что сдаюсь.
– Хорошо. Сдвинулись с мертвой точки. Так зачем мы отправились сюда? Не только же ради того, чтобы укрыться от Властелина. Почему именно сюда? – Она подозревала, что, несмотря на удаленность от Сумрака, Папа знал об этом месте задолго до того, как они прибыли.
– Потому что до этой глуши Владычество доберется разве что через несколько десятилетий. За это время я смогу решить проблему Лаиссы.
Несколько десятилетий? Он не забыл, что смертен?
– Не самый удачный ответ, Папа.
Но прямо сейчас он верил в то, о чем говорил.
Чем он занимался все те годы, прежде чем нашел и вернул к жизни Лаиссу?
Бетдек думала, что знает ответ. И от этого ее тошнило.
Лаисса была не первой. Он уже намекал на это, говоря, что не хочет потерять еще одну дочь. Но до Лаиссы он не подбирался так близко к успеху. Вне всякого сомнения, когда некромант полностью был Папой, он искренне любил Лаиссу.
Иногда чересчур любил. Бетдек замечала, что порой ему хотелось быть чем-то больше, чем Папой.
Но он сдерживался. Почему? Потому что Лаисса не сопротивлялась бы? Она выполняла все, чего хотел от нее Папа. Он, со своей стороны, тоже вряд ли получил бы психологическую травму.
Бетдек это не нравилось. Она не знала почему. Даже будь Лаисса по-настоящему живой, Бетдек не стала бы возражать. Ей было бы все равно. Они с Доротеей Сеньяк – заклятые враги. Но теперь… Что будет с Лаиссой, если Папа ей попользуется? Она почти безмозглый живой труп. Зачем беспокоиться?
Бетдек размышляла об этом часами.
Кажется, она становилась по-своему одержима.