Оснард вернулся к прежнему, спокойному и покровительственному тону, хотя выражение его лица подсказывало, что вот-вот разразится буря.
– Да, Гарри. Ты прав. Именно, что не так. Очень даже не так.
– О господи!…
– Боюсь, что Лондон не слишком доволен тобой. Во всяком случае, куда меньше, чем ты собой.
– Что случилось, Энди?
– Да ничего такого особенного. Просто они пришли к выводу, что Г. Пендель, супершпион, есть не кто иной, как алчный, нелояльный, двуликий взяточник и обманщик.
Улыбка медленно сползала с лица Пенделя. Плечи ссутулились, руки, которыми он опирался о край кровати, перешли на колени. И он сложил их ладонями вверх, словно демонстрируя тем самым, что никаких дурных намерений у него не было и нет.
– Есть какая-то конкретная причина, Энди? Или же они имеют в виду общее, так сказать, впечатление?
– Прежде всего, они совсем недовольны этим мистером Мики чертовым Абраксасом. Пендель резко вскинул голову.
– Почему? Что плохого им сделал Мики? – неожидан но возмутился он – неожиданно в основном для себя. – Мики в этом не участвует! – агрессивно добавил он.
– Не участвует в чем?
– Мики пока что ничего не сделал.
– Да. Не сделал. В том-то и штука. Он, черт возьми, слишком долго ничего не делает. Не считая того, что и глазом не моргнув принял десять тысяч долларов наличными, под честное, так сказать, слово. Ты мне лучше скажи, что сделал ты? Тоже ничего. Ублажал Мики! – В голосе его звенел мальчишеский сарказм. – А что, спрашивается, сделал я? Выдал тебе весьма приличное вознаграждение за производительность – шутка! Что, если перевести это на простой и понятный язык, означает: дал денег для вербовки совершенно непроизводительного информатора, каким является некий М. Абраксас, гроза тиранов и предводитель простого народа. Да в Лондоне, должно быть, все просто животики надорвали от смеха! Сидят и думают, не слишком ли он зелен, этот их действующий агент, сиречь я. И не слишком ли легковерен, раз связался с такими алчными акулами, как мистер Абраксас и ты.
Но тирада Оснарда не произвела должного впечатления. И Пендель, вместо того чтоб помрачнеть и испугаться, напротив, весь словно ожил. Об этом говорила сама его поза. Худшее, чего он опасался, миновало, и то, что они обсуждали сейчас, было сущим пустяком в сравнении с его ночными кошмарами. Руки вернулись на прежнее место, он закинул ногу на ногу и привалился к изголовью кровати.
– Ну и как же Лондон предполагает с ним поступить, а, Энди? – сочувственно осведомился он.
Оснард отбросил менторский тон и дал выход накопившемуся раздражению.
– Воззвать к его долгу чести, что ж еще! А как насчет его долга чести нам? Держит нас в подвешенном состоянии – «Ах, сегодня ничего не могу сказать, скажу в следующем месяце». Пудрит мозги всякой там конспирацией, которой не существует в природе. Что якобы может переговорить с какой-то группой студентов, а те, в свою очередь, могут потолковать с какой-то группой рыбаков, которые больше ни с кем не желают говорить, словом – сплошное ля-ля-ля! Да что он о себе возомнил, черт бы его побрал! За кого нас держит? За каких-то гребаных идиотов, что ли?…
– Это его верноподданные, Энди. Его весьма деликатные и чувствительные источники информации. И он старается беречь этих людей.
– Да плевать я хотел на его верноподданных! Мы ждем от них хоть каких-то результатов на протяжении вот уже трех недель! И если все они такие чувствительные и щепетильные, так нечего было ему разбалтывать тебе об этом так называемом «движении». А он разболтал. И ты поставил его на довольствие. А если ставишь кого на довольствие, так имеешь право ждать от него результатов, в нашем деле только так. И серьезные люди не намерены дожидаться ответа, пусть даже имеющего вселенское значение, на протяжении трех недель, только, видите ли, потому, что какой-то альтруист и пьяница должен дождаться разрешения от своих людей поделиться с тобой этой информацией.
– Ну и что ты думаешь теперь делать, а, Энди? – тихо спросил Пендель.
Если б Оснард обладал более чутким слухом или сердцем, он мог бы узнать в голосе Пенделя те же нотки, что звучали в нем на ленче несколько недель тому назад, когда впервые был поднят вопрос о вербовке молчаливой оппозиции Мики.
– Я тебе скажу, что надо делать! – рявкнул он. – Пойдешь к чертову мистеру Абраксасу и скажешь ему следующее: «Мне очень неприятно говорить тебе это, Мики, но все же придется. Мой сумасшедший приятель миллионер не желает больше ждать. А потому, если не хочешь вновь загреметь в панамскую кутузку, откуда пришел, по обвинению в заговоре с лицами, которые хрен знает чем занимаются, кроме конспирации, давай выкладывай. Потому как, если сделаешь дело, тебя ждет огромный мешок денег. А ежели нет – так очень жесткая койка в маленьком замкнутом пространстве». Усек? Там, в бутылке, еще осталась вода?
– Да, Энди. Кажется, осталась. И я уверен, она тебе не повредит.