— Что, старина? — откликнулся Кавендиш.
— Что у каждого неамериканца есть для Америки роль. По большей части это люди, сами не играющие никакой роли. Одним словом, онанисты.
— Генерал Вэн зрит в самый корень, — заметил полковник.
— Продолжайте, — сказал Хэтри.
Но Элиот не спешил. Задумчиво сложил на груди руки и страшно напоминал в этот момент землевладельца, обозревающего свои плантации и попыхивающего вишневой трубкой.
— У нас просто нет для этого
— Я ведь говорил, что помогу. Охотно.
— Да, но вы не можете дать нам
Кирби не выдержал и расхохотался.
— Зря вы так уверены в этом, Элиот, — воскликнул он. — Вы еще не знаете нашего Бена! Зато мы знаем. Что? Что?
Но вместо аплодисментов он был вознагражден лишь хмурой гримасой полковника.
— Да есть у вас этот гребаный предлог, не волнуйтесь, — возразил Бен Хэтри.
— Какой же? Назовите, — попросил Элиот.
— Отрицания, мать их за ногу, — буркнул Бен.
— Какие еще отрицания? — удивился Элиот.
— Да полно. Панамцы будут это отрицать. Лягушатники будут отрицать, японцы — тоже. А стало быть, все они лжецы, как и Кастро, который тоже в свое время лгал. Кастро отрицал наличие русских ракет, вот вам и повод. И вы им воспользовались. Панамцы будут отрицать наличие заговора, и вы снова можете этим воспользоваться.
— Но, Бен, тогда ракеты действительно были там, — возразил Элиот. — У нас были
— Скажите, Бен, у вас случайно не завалялось пары-тройки снимков, где японские инженеры с накладными бородами занимаются рытьем второго канала, а? — ехидно спросил Кавендиш.
— Ни хрена подобного у нас нет, — странно спокойным тоном ответил Бен Хэтри. Впрочем, ему почти никогда не было нужды повышать голос. — Итак, что же вы собираетесь предпринять, Элиот? Ждать, пока японцы не поздравят вас по телевизору тридцать первого декабря с гребаным тысяча девятьсот девяносто девятым годом от Рождества Христова?
Элиота ничуть не смутил этот выпад.
— У нас, Бен, нет ни одного эмоционального сценария, который можно было бы разыграть в теленовостях. Прошлый раз нам просто повезло. Батальоны Норьеги грубо обращались с американками на улицах Панама-Сити. До тех пор у нас были связаны руки. Что у нас было? Наркотики, и мы орали об этом на весь мир. Хамство Норьеги, и мы кричали об этом. Его безобразная внешность, и это мы тоже раздували, как только могли. Многие люди считают, что это аморально — быть некрасивым. Мы работали над этим. Знали о его сексуальных похождениях и увлечении вуду. Разыграли карту Кастро. Но до тех пор, пока на порядочных американских женщин не напали озверевшие латиноамериканские солдаты, у нас не было повода. Только тогда наш президент счел своим долгом послать туда ребят, чтоб поучили этих ублюдков хорошим манерам.
— Я слышал, что все это устроили вы, — заметил Хэтри.
— Как бы там ни было, а два раза такая штука не пройдет, — ответил Элиот.
Тут Бен Хэтри взорвался. Но это были подземные испытания. Никакого хлопка, сопутствующего взрыву. Просто накопившееся раздражение достигло критической отметки и вырвалось наружу в приглушенном свистящем голосе, полном отчаяния и злобы.
— Господи ты боже, но ведь этот гребаный канал
— Индия тоже когда-то была вашей, Бен.
Хэтри не удосужился ответить. Он смотрел на занавешенное окно с видом человека, напрасно теряющего время.
— Нам нужен повод, — повторил Элиот. — Нет повода — нет и войны. Иначе президент и пальцем не шевельнет. Точка.
Настал черед Джеффа Кавендиша с его манерами и цветущей внешностью вновь сделать присутствующих веселыми и счастливыми.
— Что ж, джентльмены, лично мне кажется, в наших подходах много общего. О времени решать генералу Вэну, это несомненно. Никто не собирается этого оспаривать. Может, потолкуем еще немножко? А ты, Таг, не слишком натягивай поводья.
Хэтри полностью присвоил себе занавешенное окно. Перспектива вновь слушать Кирби окончательно привела его в уныние.
— Эта молчаливая оппозиция, — начал Кирби. — Группа Абраксаса. Вы о ней что-нибудь знаете, Элиот?
— А что? Я должен?
— А Вэн знает?