Портрет девочки в шляпе

Сто раз Лора порывалась поехать в Гатчину, но каждый раз себя останавливала. Дергать Германа бесполезно. Ругаться с ним – тем более. Он все равно будет работать так и столько, как и сколько считает нужным. А насчет ссоры, так и ежу понятно, что все ее попытки затеять драку он пресечет на корню. Потому что в их стае он – вожак.

Вожак. Странно звучит «в предлагаемом контексте», как сказал бы папа. До некоторых пор она считала, что это слово может иметь отношение только к ней самой. Все считали ее своенравной и непокорной. Да она и сама была в этом уверена! И вот пожалуйста! Пришел, увидел, укротил! Нет, кажется, Македонский говорил «победил». Какая разница! В данном случае «укротил» и «победил» – синонимы. Выстроив синонимический ряд, Лора усмехнулась. Папа был бы доволен.

Герман позвонил под вечер и сказал ровно два слова:

– Царевна, приезжай.

Темнело уже по-осеннему рано. Лора обошла дворцовый парк и сразу увидела ярко освещенные окна мастерской на втором этаже. Германа видно не было, где-то лилась вода, а на мольберте перед ней стоял портрет.

Александра Голицына, прижимая к себе сына Петю, смотрела на нее, чуть наклонив голову, словно подтверждая – да, это я. Нежное, подрумяненное лицо спокойно, стан изящно изогнут, темно-зеленый тюрбан на голове и ярко-красное платье идут ей, и она это знает. Нежно обнимая своего кудрявого ангелочка, она смотрит на мир с тем достоинством, какое бывает только у молодых матерей.

– Хороша?

Герман стоял сзади и вытирал голову полотенцем. Лора молча подошла и прижалась.

– Прости, что не звонил.

– Неважно.

– Для меня важно. Но я так хотел тебя обрадовать, что не останавливался. Почти не спал.

Лора подняла голову и посмотрела в колдовские зеленые глаза. Сегодня они были очень светлыми, словно ярким днем. Или ей так казалось?

– Спасибо. Она прекрасна.

– Самая прекрасная здесь – ты.

Уже глубокой ночью, когда они наконец обрели способность членораздельно выражать свои мысли, Лора вдруг сказала:

– Я хочу тебя познакомить со своей подругой Тимофевной.

– Уже решила меня сбагрить?

– Она тебя не возьмет. Не ее размерчик. Ей семьдесят пять.

– Вы дружите?

– Еще как! Она необыкновенная! Уверена, что вы с ней понравитесь друг другу!

– Я всегда нравился старушкам.

– Не прибедняйся, думаю, не только старушкам. Признавайся.

Герман усмехнулся и, подтянув Царевну повыше, поцеловал.

– Давай не будем о глупостях. Спи. Завтра тебя ждут великие дела.

Лора устроилась у него под боком, закинула ногу ему на живот и в тот же миг заснула.

Утром она поехала представлять портрет Александры Голицыной пред светлые очи начальника.

Вольдемар и Гаврила смотрели на портрет из разных углов. Щеглеватых – близко, Чернышевский – издалека, боясь попасться начальнику на глаза.

– Правда, хороша? – время от времени восклицала Лора.

Чернышевский с готовностью кивал из своего угла. Вольдемар молчал. Наконец он уселся за свой стол и спросил:

– Так ты настаиваешь, что это не копия?

– Настаиваю. Да ты и сам все видишь. Авторство Виже-Лебрен неоспоримо. Все, до мельчайших деталей, говорит, что полотно писалось одновременно с уже известным нам портретом. Следовательно, это авторский повтор, а может, и наоборот – перед нами как раз первичная работа.

– А откуда ее немцы сперли, как ты думаешь? Куда возвращать будем? Или сразу в Эрмитаж?

– Я уверена, что судьбу картины должны решать ее хозяева.

– И кто же это?

– Жители села.

Когда все наконец убрались из кабинета, Вольдемар Михайлович долго сидел, глядя в окно, по которому бежали толстые струи воды, а потом сказал вслух:

– Не Строганова.

И повторил:

– Не Строганова.

Эльфа

Лора верила, что во вселенной все уравновешено – добро и зло, падения и взлеты, удачи и невезения. Неудача с одним портретом, зато потом – успех с другим. И так всегда.

В этот раз все тоже началось именно с невезения.

Два года назад из поездки в Испанию Лора привезла перстень с рубином. В роду Алонсо де Витория он считался фамильной драгоценностью и был подарен «бельдад Сарита», что по-испански означало «красавице Сарите», прадедушкой в честь обретения утраченной части семьи. Лора считала, что кольцо выглядит слишком пафосно, и носить стеснялась. Родители обижались, считая, что столь символичные подарки надо носить хотя бы из уважения к памяти предков. Лора как раз была уверена, что это надуманный предлог и уважать предков вполне можно просто в душе. Но кольцо стала надевать. Это было ужасно неудобно и хлопотно. Его приходилось постоянно снимать. Перед мытьем рук и посуды, на работе, когда надевала перчатки, во время готовки и возни на кухне – короче, целый день туда-сюда. Непривычная ко всяким таким штукам и никогда не носившая дорогих украшений, Лора боялась, что в один прекрасный день перстень потеряется.

И вот наконец это случилась.

Утром Лора вдруг обнаружила, что кольцо исчезло. Весь день она мучительно перебирала в голове ситуации и места, где могла его оставить, перерыла вещи, вывернула все карманы и сумки. На работе даже бумаги перетрясла, не говоря уже о ящиках и шкафах. Все напрасно.