Лукреция не владеет иглой и нитью, ее пальцы сразу же немеют, словно чужие. Краски, мел, чернила — вот что ей по душе. Она переворачивает пяльцы и рассматривает изнанку. В глубине луши Лукреция всегда предпочитала некрасивую сторону вышивки, всю в узлах, шелковых полосах и скрученных нитках. Куда интереснее смотреть, каким нелегким трудом достигается совершенство готовой работы. Сразу понятно, где приложила руку Изабелла, а где — Лукреция. Стежки Лукреции более неуклюжие, торопливые, в них читаются нетерпение и досада.
Лукреция переворачивает пяльцы обратно и втыкает иглу. Место пониже ногтя тотчас отзывается болью: промахнувшись, она уколола палец. На кутикуле разбухает малиновая бусинка крови.
Вдруг распахивается дверь. Лукреция подскакивает, засунув палец в рот.
Альфонсо быстро шагает к ней. Видно, тщательно подготовился к встрече, смазал волосы маслом и зачесал назад, побрился, надел манжеты с золотой отделкой.
— Дорогая моя! — Поклонившись, он целует Лукреции руку. — Я очень скучал! Вы здоровы? Наверное, истосковались тут?
— О нет! Я…
— Как?! — Альфонсо падает в кресло, с которого она только что встала. — Совсем без меня не скучали?
Лукреция густо краснеет.
— Конечно, скучала, я неправильно…
— Ни капельки? — поддразнивает муж и усаживает Лукрецию себе на колени. Заметив кровь, подносит ее руку к лицу. — Вижу, поранились. Что случилось?
— О, пустяки! Я вышивала, игла соскользнула, вот и…
— Держите. — Он вынимает из рукава платок и нежно перевязывает пальчик Лукреции.
— Спасибо. — Подумав, она осторожно добавляет: — Как все прошло в Ферраре?
— Хорошо, — только и бросает он. — Прекрасно.
Лукреция, застенчиво примостившись на коленях Альфонсо, глядит, как по снежно-белой ткани платка расползается красное пятнышко. Кровь дает о себе знать, не желает прятаться.
— Вам удалось… заняться вопросом, который вас беспокоил?
Альфонсо обнимает Лукрецию. Опять ей связали руки, опять обездвижили! Вышивка манжетов шуршит и цепляется за ее платье, что-то нашептывает на своем языке.
— Да, удалось.
— И… — Давить не стоит, герцог явно не желал обсуждать эту тему, но любопытство берет верх. Что же произошло за эти дни в Ферраре? — Вы достигли… желаемого?
Он вглядывается в Лукрецию, чуть отстранившись.
— Естественно. — Альфонсо накручивает на палец ее локон. — А знаете, почему?
Лукреция молча качает головой.
— Потому что я всегда… — при каждом слове Альфонсо слегка дергает локон, — …достигаю желаемого.
— Я рада! — с облегчением восклицает она. — Вы убедили матушку остаться в Ферраре? Она дождется моего приезда ко двору? Не терпится ее увидеть! И ваших сестер, конечно. Они согласились остаться с вами? Они…
Лукреция умолкает. Откинувшись в кресле, Альфонсо изучает ее взглядом. Она зашла слишком далеко. Вот бы вырвать поспешные слова из воздуха и засунуть обратно в рот!
— Вижу, вы прекрасно осведомлены, — наконец произносит Альфонсо.
— Прошу прощения. — Лукреция охвачена необъяснимым страхом, ее сердце бешено колотится, а по шее бегут мурашки. Он рассердится? Отчитает ее, как тогда, после жестокого поступка Бальдассаре? — Я говорила не подумавши, и…
— Нет-нет. Любопытно, и как же до вас дошли эти слухи? Очень интерсно знать.
— Простите, не следовало…
Он прерывает Лукрецию, единожды моргнув. Ему не нужны ее извинения.
— И все же ответьте, откуда вы об этом узнали?
Она сидит у него на коленях — разноцветная птица, стиснутая в кулаке.
— Услышала… случайно. Сами понимаете, пересуды…
— Чьи?
— Точно не помню.
— Слуг или вельмож?
Кого выбрать? Какой ответ лучше? Какой хуже? Какой принесет меньше вреда или наказаний?
— Я… даже не помню… наверное, все понемножку.
Несколько долгих мгновений Альфонсо разглядывает ее, подперев подбородок рукой. Наконец, спрашивает, чем она занималась, нашла ли себе развлечение, и Лукреция понимает, что тема закрыта. Так уехала его мать во Францию или нет? Остались ли сестры в Ферраре? Альфонсо аккуратно снимает ее с колен и направляется к мольберту, где стоит незаконченный натюрморт, накрытый шалью. Снимает шаль и разглядывает картину; шаль падает на пол.
— Изумительно, — хвалит он, увидев персики и мед. Слава богу, под ними не видно серебристой реки и чешуйчатого хвоста тритона! — Просто изумительно. Чудесное занятие, любовь моя, хотя… — Раздается стук. — Войдите, — велит Альфонсо, не оборачиваясь.
В комнату заходят двое подмастерьев: Маурицио бодро шагает впереди, сияя от предвкушения, а Джакопо бредет у него за спиной, опустив глаза. Оба сменили дорожные костюмы на чистые воротнички и блестящие туфли.
— Верно, — припоминает Альфонсо, выслушав робкие приветствия. — Разрешите представить подмастерьев Себастьяно Филиппи, иначе известного как Бастианино. Он будет писать ваш портрет, когда мы вернемся ко двору. А это моя супруга, герцогиня. — Альфонсо показывает на Лукрецию.