Портрет обнаженной

– Не надо! Я знаю, что вы скажете: «Голых пионерок не рисуй, с юными комсомолками не заигрывай».

– Не угадали. Я хотел посоветовать: не обсуждайте с незнакомыми людьми политику партии по национальному вопросу. Постарайтесь вообще о политике не говорить. Перестройка и гласность – это, конечно, здорово, только статью за антисоветскую пропаганду никто не отменял.

22

В понедельник, 1 декабря, прокурор города провел совещание по раскрытию убийств, переходящих на следующий год. Совещание прошло буднично спокойно: прокурор заслушал следователей и оперативных работников, дал по каждому уголовному делу малозначительные указания и отпустил с миром. На выходе из зала совещаний меня окликнул следователь Василий Меринов, которому передали для расследования дело Каретиной.

– До Нового года раскроешь эту мокруху? – спросил он.

– Неисповедимы пути господни! – развел я руками. – Иногда кажется, что вовек преступление не раскрыть, а оно – раз! – и пошло. А бывает наоборот: вот оно дело, готовенькое, а копнешь поглубже – и на гранит наткнешься.

– Надави на Кутикову, – посоветовал следователь, – это она подружку замочила. Я почти всех участников застолья допросил, все на нее думают. Напрямую не говорят, а без протокола намекают: она Луизу убила, больше некому.

– Шершнева тоже такого мнения?

– Она какая-то пришибленная, не от мира сего. Ни о ком плохо не хочет говорить.

Василий Меринов, сорокатрехлетний двухметровый здоровяк, был в прокуратуре личностью легендарной – все жалобщики сталкивались с его особой «непробиваемостью». Как только кто-то из потерпевших по делу начинал засыпать прокуратуру жалобами на предвзятое отношение следователя или на его нерасторопность, так дело для дальнейшего расследования тут же передавали Меринову. У него с жалобщиками был разговор короткий:

– Вы Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР читали? Вы знаете, что УПК – это не книжка с картинками, а сборник законов? В УПК написано, что следователь принимает решения по делу самостоятельно. Не с вашей подсказки и не по указанию дяди из Киева, а самостоятельно! Если вам что-то не нравится, напишите в Верховный Совет РСФСР, пусть примут новый УПК.

Особо обидчивые потерпевшие жаловались на хамское отношение Меринова к прокурору области, даже в прокуратуру Союза писали, но все без толку! Конечной инстанцией, рассматривавшей жалобы, был прокурор города, а он в обиду Меринова не давал. Василий был самым результативным следователем в областном центре, гордостью городской прокуратуры. Работоспособность его была фантастической. Увлекшись новым уголовным делом, Меринов допоздна засиживался в прокуратуре, иногда работал сутками напролет. Как-то он показал мне обвинительное заключение на семидесяти двух листах.

– Много времени ушло? – участливо спросил я.

– Считай сам! На электрической печатной машинке «Ятрань» я печатаю со скоростью один лист за полчаса. Мог бы быстрее, но тогда в тексте появляются ошибки и опечатки, так что быстрее, чем за полчаса, лист у меня не выходит. На это обвинительное заключение, от первой строки и до финальной точки, у меня ушло трое суток.

– Домой не уезжал?

– Смысла не было, да и срок поджимал. Зато потом, когда прокурор подписал дело в суд, я так расслабился, что жена развестись пообещала.

…Выслушав от Меринова прокурорские новости, я попросил дать мне возможность еще раз осмотреть вещи, изъятые с места убийства Каретиной. Следователь взял ключи на вахте и повел меня в подвал, где в сухом углу, под трубами отопления, были свалены в кучу вещественные доказательства по всем уголовным делам, находящимся в производстве следователей городской прокуратуры. По инструкции вещдоки положено было хранить в отдельном помещении – «камере хранения вещественных доказательств», но ни у нас, в милиции, ни в прокуратуре свободных кабинетов не было, вот и выкручивались кто как мог. Наши следователи хранили вещдоки в рабочих кабинетах, прокурорские – в подвале.

Меринов, ногой раскидав наваленные сверху тряпки, нашел под ними нужный мешок, развязал горловину, вытряхнул содержимое на пол. Я отодвинул окровавленное покрывало в сторону, поднял с пола платье, вывернул его наизнанку.

– Ты что ищешь? – заинтересовался следователь.

– Вася, я был в морге, реконструировал события и пришел к выводу, что потерпевшую убили не ударом с размахом сверху вниз, а резким толчком, похожим на движение поршня. При проникновении лезвия кортика в грудь Луизы на руки убийцы обязательно должны были попасть капли крови. Теперь поставь себя на место преступника. Как бы ты поступил, чтобы не выходить из комнаты с окровавленными руками? Я бы вытер руки о подол платья потерпевшей с внутренней стороны.

– Но здесь крови нет, – сказал следователь, осмотрев подол.

– На покрывале тоже нет…

– Кроме рук, кровь должна была попасть на одежду убийцы, – стал развивать мысль Меринов. – Предположим, что преступник был одет во все темное…

– Руки, Вася, руки! На темной одежде крови видно не будет, а на руках она останется.

– Темное – к темному! – предложил следователь. – Почему бы не вытереть руки о свою одежду?