Портрет с одной неизвестной

Копия, написанная в рекордно короткий срок, была наконец готова. Павел засобирался. Франсуаза занервничала. Придирчиво осмотрев пейзаж, она осталась довольна, но с грустной улыбкой произнесла, что расплатится с ним в четверг. На следующий день, жалуясь на плохое самочувствие, в город она так и не выбралась. В пятницу банк закрылся на два часа раньше.

– Завтра суббота, ничего не работает, в воскресенье тоже. Значит, в понедельник? – ясные голубые глаза смотрели на Павла с нежностью.

«Понедельник – красная спальня», – подумал Павел и ничего не ответил.

– Надеюсь, mon prince не сердится на меня? Я расплачусь с тобой в понедельник. И давай отметим это где-нибудь в ресторанчике в городе.

Был вечер. Солнце почти скрылось за верхушками деревьев. Флюгер-трубадур на крыше гаража развернулся на восток. Франсуаза отправилась в ванную, обычно она проводила там часа полтора, не меньше. Она тщательно следила за собой.

Павел собрал кисти, краски, аккуратно уложил их в дорожную сумку и открыл окно библиотеки. Входная дверь по случайности оказалась закрытой. Ключа нигде не было.

До станции он дошел минут за сорок. Денег хватило на билет, сигареты и бутылку вина. К счастью, в Париже у Люсьена Павел оставил небольшую заначку. С вокзала он приехал прямо к нему. Оказалось, накануне Люсьену звонила Нина Николаевна, мама Павла. Отцу в больнице стало хуже, он лежал в реанимации. Французские каникулы закончились на месяц раньше. Через сутки Павел уже был в Москве.

36. Старые знакомые

Москва, август 20… г., акрил/холст

Вернувшись с дачи Чеснокова, Павел, оглушительно чихая, засел на антресолях. Старые телефонные книжки он никогда не выбрасывал, и, если покопаться, можно найти все, что захочешь. Хотя дело было давно… номер наверняка поменялся. Звонить не хотелось, но что поделаешь, как говорят, noblesse oblige. Павел даже обрадовался, когда прослушал в телефоне длинные гудки, и уже собрался повесить трубку. Неожиданно на том конце раздался знакомый голос:

– Алло, у аппарата.

– Добрый день, Всеволод, – только и успел произнести Павел, как тут же в трубке услышал свое имя.

– Павел Берсеньев? Ушам своим не верю. Вот так сюрприз. Здравствуйте, пропащая душа. Сколько лет, сколько зим… много хорошего о вас слышал. Настоящим мэтром стали. Растете, друг мой, растете.

– Спасибо на добром слове, – только и успел вставить Павел.

– Ну, рассказывайте. Очень, очень любопытно, что же вас ко мне привело.

«Ну, что же, раз так – значит так», – подумал Павел. Всеволод всегда был человеком неглупым и осмотрительным, светское радушие и приветливость означали, что обстоятельства их последней встречи он предпочел не воскрешать.

– Невероятно, что вы меня так сразу узнали.

– Да, сразу взял и узнал. Теперь, увы, не разбогатеете… У вас, Павел, к слову сказать, очень примечательный тембр голоса. Вам никто прежде этого не говорил? Впрочем, оставим, простите мою стариковскую болтливость. Ну, так я сгораю от любопытства.

Стариковская болтливость – это что-то новенькое… А в самом деле, сколько ему сейчас? Он, само собой, старше, но как будто лет на десять, не больше, стало быть, ему чуть за пятьдесят. Так что стариковская болтливость прозвучала для красного словца.

– Да, Всеволод, если позволите, я сразу объясню причину моего неожиданного звонка.

То, что он скажет и о чем спросит, Павел, разумеется, хорошо продумал.