неосмотрительность. Женщина ее утешала, говорила, что все образуется. Немного успокоившись, она задумалась. Все ее существо пронзила ясная и страшная мысль: так вот в чем ужас сталинских репрессий 1937 года! Жуткая звериная диктатура незаметно, скрыто угнетает людей. Большинство ничего не видит и не знает, они живут обычной жизнью. Им кажется, что вокруг прекрасная и свободная страна. Это ежедневно планомерно вбивает им в мозги мощная государственная пропаганда. А в это время отдельных граждан, кого это не устраивает или в ком сомневаются, государственная репрессивная машина ломает и уничтожает. Лишает всех прав и самого человеческого достоинства, доводя их до скотского состояния и рабского подчинения. Причем делается это не на виду, а тайно, в специальных лагерях и тюрьмах. И, наверное, со временем все это чувствуют. Человек живет каждый день с этим страхом, он въедается в его кожу, в каждую клетку тела. Более страшной, поистинне сатанинской системы для людей нельзя придумать. Ибо в такой системе человек превращается в животное. «Кошмар, — подумала она, впадая в сонный бред, — не могу поверить, что все это происходит со мной».
***
На другой день их пригласили вдвоем. Тот же «поэт диктатуры» начал наставление.
— Так, писательница, — обратился он к женщине. — Тебе повезло, будешь исправляться работой на республику. Ты должна придумать, как разместить агитацию на центральной площади и написать яркие тексты, прославляющие ДНР.
— А тебе, — обратился он к Виктории, — надо определиться с размерами плакатов и портретов. И с их сюжетами. Думаю, планшеты сделаем из стального уголка с закрепленным на них металлическим листом. Так часто делали в Советском Союзе. Чтобы надолго стояли символы новой власти, а? — он повернулся к ним.
Виктория и женщина закивали одобрительно.
— Вот, идите, обдумывайте. Завтра с утра начнем. Поедем работать в мастерской. Я тут в школе нашел помещение и уже его подготовил.
Виктория обратилась к пропагандисту:
— Нам бы свет в подвал и бумагу с карандашами.
— Молодец, беспокоишься. Это все сделаем. Так что, как говорили наши отцы, «За работу, товарищи!»
Их снова отвели в подвал. Она безуспешно спрашивала конвоира и ждала от Юрия Петровича вестей. Но их по-прежнему не было. Единственное, что давало надежду, это сказанные в конце разговора слова Елены: «Держись! Я скоро буду!»
А дальше все было, как в кино. По скупому рассказу Елены, а подруга не любила хвастаться, она приехала в Мариуполь и обратилась к папиным друзьям. Быстро нашли машину и сталкеров, которые ходили регулярно за линию фронта. Жизнь в прифронтовой зоне шла своим чередом. Возникали проблемы с той и с другой стороны, и находились люди, которые начали их решать. Ни власть, ни армия, ни силовые структуры на это не влияли. Это был отдельный тайный бизнес, который успешно работал и устраивал всех. Взяв в местной больнице халаты и необходимые медицинские препараты, они вечером выехали в Донецк. Через три часа, успешно миновав все кордоны, подъехали к месту, где была спрятана Виктория. Елена сказала, что ночной дежурный ничего не заподозрил — у людей не было оружия, и они были в медицинских халатах. Услышав, что эпидемия, он сам расстегнул рубашку и подставил руку для прививки. Ему укололи снотворное. Вот и все.
На другой день их посадили на киевский поезд, и уже там, в поезде, Викторию прорвало. У нее вдруг началась истерика. Успокоив и уложив ее на нижнюю полку, всю ночь не поднимаясь к себе наверх, Елена так и проехала до самого Киева, успокаивая подругу, когда та просыпалась.
Она так ясно вспомнила это в самолете, что, казалось, еще раз пережила то, что тогда случилось. И выходя из этого жуткого мысленного транса, она долго сидела, приходя в нормальное состояние. Но вдруг она поймала себя на мысли, что в голове, как спасительный набат, звучала одна и та же фраза: «Держись! Я скоро буду!» Она даже повторила ее вслух, к удивлению, сидевших рядом пассажиров. Самолет начал снижаться. Объявили посадку в Вене.
***
Перелет в Лиссабон прошел как-то незаметно. Она думала о том, что будет делать, как искать подругу. В Вене перед пересадкой она еще раз набрала Марию. Та отписалась одной фразой: «Изменений нет». Выйдя после посадки через переход в здание аэропорта, она сразу же пошла на выход. Кроме сумки, которую она взяла с собой в салон самолета, вещей у нее не было. Она зашла в зал ожидания и осмотрелась. Несмотря на вечернее время, он был полон встречающих. Внезапно она увидела двух девчонок, которые держали плакатик с надписью «KIEV», улыбнулась и пошла к ним.
Старшая, красивая, смуглая португалка тоже смотрела по сторонам, и потом вдруг посмотрев на нее, тоже улыбнулась. Виктория закивала ей и пошла в сторону, в зал, огибая ограждение. Даже без представления девчонки сразу обнялись.
— Как долетела? — спросила Мария.
— Нормально. Ну, что слышно? Она выходила на связь?
Мария отрицательно замотала головой.
— Плохо, — сказала Виктория. — Идемте на такси.