Я поняла, что продолжать этот разговор, по крайней мере сегодня, было бы неразумно. Слишком быстро старушка решила его закончить, как только я стала спрашивать про Лебедевых. Возможно, в другой раз, когда ее внимание не будет направлено на правнука, у меня получится разговорить ее.
– Спасибо вам большое, я маме расскажу, она хоть обрадуется. А то мы же тоже уезжали на много лет из Тарасова. Вот они связь и потеряли. А сейчас она на пенсии и все вспоминает их, а найти не может, – тем не менее, поблагодарила я ее. – Я – Таня Иванова, а вы? Мама наверняка и вас знает, – решила закрепить знакомством наш случайный диалог. – Маша Иванова, помните?
– Нет, не помню, – остановившись на секунду, произнесла женщина и скрылась в подъезде.
Позади меня раздался скрип старой карусели, и тут же детский гомон возвестил о том, что этот противоестественный звук влияет на всех, кроме самих детей. С энтузиазмом, какой редко увидишь у взрослых, они принялись крутить ее с таким усердием, словно это была нефтяная буровая и сейчас на них польется богатство. Но, не отягощенная бременем алчности, ребятня раскручивала карусель, не ожидая ничего взамен, кроме чистого восторга.
Старшая девочка, лет двенадцати, бегала вокруг и иногда удерживала скорость, чтобы дети помладше смогли уцепиться покрепче. При этом мелюзга визжала и требовала крутить сильнее.
– Привет! – поздоровалась я. – Вы не знаете, Зуевы все еще живут в том доме?
– Нет, – остановилась девочка, – а вам зачем?
– Ищу их, они были знакомы с моей мамой, – я решила придерживаться легенды. – В двадцать третьей квартире жили. Не знаете?
– А вы поднимитесь и спросите, – ответила мне юная собеседница, – за спрос же денег не берут.
– Это точно, – улыбнулась я и ушла под возобновившийся смех и скрип не смазанного железа.