Дом Зуевых был из тех, которым «не повезло». Старый подъезд со стоптанными ступеньками, сырой запах подвала и свежие заплаты краски на глубоких сколах штукатурки. Первый этаж был отдан под зоомагазин и ателье. Жилые этажи располагались выше.
Без труда отыскав нужную квартиру, я позвонила. Дверь была из «новых», металлическая с мудреным покрытием.
Спустя минуту я услышала осторожный молодой мужской голос:
– Кто?
– Здравствуйте! Меня зовут Татьяна Иванова, ищу тех, кто жил в этой квартире в девяностые годы. Вы не можете мне помочь? – выпалила я.
– Подождите, оденусь, – услышала я.
Спустя еще несколько минут дверь открылась. Я увидела заспанного молодого человека, с растрепанными темными, чуть вьющимися волосами, с жиденькими усиками, которые и рады бы расти гуще, но юность их носителя не позволяла этого.
– Добрый день, – вежливо поприветствовал он, – мы жили, точнее, родители мои. Что вам нужно?
– Мне нужна Зуева Марина Ивановна. Это ваша мать? – я спросила, не веря в собственную удачу.
– Она вам зачем? – неловко переступая с босой ноги на ногу, спросил юноша.
– Ее ищет моя мама. Они дружили когда-то. Потом мы уехали из Тарасова и связь прервалась. Теперь даже в соцсетях не найти. Вы мне не дадите ее координаты?
– А! Так бы и сказали, что подруга, – расслабился парень, – она давно не Зуева, а Устюжанина. Может, знаете, художница?
– Неужели та самая? – Я понятия не имела, о чем говорю.
– Она, – парень с гордостью протянул мне визитку, – тут и адрес есть. Звоните, она любит гостей.
– Спасибо! – просияла я, сжимая заветную бумажку в кулачке.
В радостном предвкушении скорой развязки я неслась к машине.
Все было прекрасно: и небо над головой, и бумажка с адресом Зуевой-Устюжаниной, и даже старый асфальт, грозящий в скором времени стать щебенкой, добавлял шарма к общей картине. Успех мне казался неизбежным.
Забыв об осторожности, я, не глядя, взяла трубку и услышала голос Александра. Ответить ему я ничего не успела, потому что некстати подвернувшийся кирпич заставил меня просеменить несколько шагов вперед и растянуться на дороге, больно удариться коленкой и ободрать кожу с ладошки.
Телефон мой тоже был разбит, но не сломлен, потому что через потрескавшийся экран я все еще слышала голос Александра. Мой рыцарь требовал ответа.
– Прости, Саша, я упала, – всхлипнув, отчиталась я, – черт, больно как!
– Где ты? Я заберу тебя! – ультимативно заявил он.
– Улица Победы, знаешь? – Разбитое стекло больно царапало ухо.
– Сейчас буду.
Под сочувствующие взгляды прохожих я неловко поднялась. Моя гордость пострадала изрядно, однако это не шло ни в какое сравнение с лодыжкой, которая ныла так, что у меня отпало всякое желание не то что наступать на нее, но даже снимать обувь.
Пристыженная собственной невнимательностью и тем, что Александр, от которого я вчера форменно сбежала, уже мчит мне навстречу, даже не требуя объяснений, я кое-как допрыгала до ограждения и оперлась на него всей тяжестью своего обессиленного молодого тела. Силы и впрямь резко оставили меня, и от неожиданности такой эмоциональной перемены я почти была готова разрыдаться.
Немногие свидетели моего фиаско тем временем потеряли интерес ко мне. Я стояла, судорожно соображая, как же мне быть, если моя лодыжка не позволит мне работать. Мало что можно выяснить, просто сидя дома.