Поселение

Потому и не могу я смириться: как это - будто не сидел? Сидел. Но писем и я по освобождении не писал. (Только с поселения - в зону. Тоже на сопоставления наводит.) Позвонить кому просили - позвонил, а черкануть ребятам в Серебрянку - так и не удосужился. Вернее, нет, вспоминаю: заставил-таки себя, выдавил страничку (начиналось: "Дорогие мои"), но конверт купить, отправить - закрутился, забыл, а потом как-то ни к чему стало, не скребло на душе. Так что просить уходящих привет передать, замолвить словечко на небесах - можно, исполнят, а откликнуться - нет, пусть и не обещают.

Между тем разгорелось уральское лето - жуткий сезон: тридцать пять в тени, а гнуса! Недели две что-то запредельное творится - порою хочется руки на себя наложить. И наложил бы, ей-богу, одно удерживает: в аду такое на постоянку, лучше уж здесь потерпеть.

Таежная природа - непуглива, доверчива (деревья-то, наверное, загодя криком кричат - но нам не слышно) - и платится за это. Вот у дороги куропатка с выводком, - подхожу - и не думает удирать. С двух шагов метнул фофан (всегда с собой, это ж моя постель) - накрыл пару курчат, взял одного. Зачем? А, думаю, посажу в будке под каску чью-нибудь - в жару не работают в касках: сварится башка. Так и сделал. Мужички из пасеки приплелись, чифир стали организовывать - тут каска на столе, хвать - а из под нее - шорх! Геша чуть бычок не проглотил.

Нам-то весело, а курчонок обгадил все кругом с перепугу. Отпустили его, конечно, но - добежал ли до мамки? Вряд ли. Вот так пошутишь - и десять лет мучаешься, гадаешь, - лучше бы в суп его кинули. Между прочим, за два года в тайге один раз только дичи отведал. Гарик тетерева принес - отпугнул ястреба, когда тот закогтил уже. На всю бригаду смешно делить: там, если общипать, с кулак тушка.

Посоветовал Гаринча где-нибудь в сторонке в глине запечь, с перьями. Дескать, потом снимаешь глину - на ней все и остается. Черт его знает, у Джека Лондона он это, что ли, вычитал. Но я поверил, как всегда, что знает из собственной практики.

- Давай, Ленчик, займись, я вернусь через часок - пообедаем.

Добро. Для начала я сам больше, чем тетерев, в глине обвалялся - не прилипает она к перьям, пусть Джек не выдумывает. Потом плюнул, запихал в золу грязный комок: что-нибудь да выйдет, горячо не сыро. Раскапывать вернувшемуся Гарику предоставил, его же рецепт. Оглядели обед: голова и крылья обуглились, ножки даже не вспотели.

- Наверное, золы было мало.

- Да. Или дрова не той формы, - это я съехидничал.

Но неунывающий Гарик, отряхнув деликатес, отнес его в столовую (вагончик, за два километра) и довел-таки до победного. Правда, без экзотики, в банальном бульоне.

Не помню, что там было на вкус: если, как ребята уверяют, собачину от баранины не отличить, то дичь от курятины - тем паче, пожестче разве что. Вкус - это дело воображения, на девяносто процентов.

Вон этапники, паразиты, даже кошку нашу съели, Мусеньку-душечку, - и ничего, не поперхнулись. Толстенькая была, пушистая, ласковая и, главное, сама нас приручила. В подполе барака много кошек жило, но совершенно дикие, - так шикнут на тебя - дрожь берет. И вот Муська - одна-единственная - не могла без людей.

Наша семейка (я, Гарик, Игорек) утром за кофейком - Муська четвертой садится, потершись обо всех предварительно. Не привередничала никогда: печенье даешь - схрумкает, кильку в томате - и жестяночку вылижет, а от заушного почеса - кончала просто, натуральный оргазм, все симптомы! Не уследили мы, не уберегли - но не с собой же в лес ее было таскать. Этапники - лютый народ в смысле пожрать (по себе прекрасно помню, так я еще не с голодной зоны приехал), денег нет ни у кого, вот и злодействуют.

ДПНК нарядил майский этап картошку сажать - потом удивлялся, идиот: почему это не взошло ничего? Ведь своими глазами видел: закапывали в землю. Ну, правильно, они закопали - и не поленились, палочкой каждое захоронение отметили. И той же ночью, на китайский манер, собрали урожай. И вроде всем ясно: аванс надо давать, зачем на эксцессы провоцировать. (Впрочем, у офицеров - ни собак, ни кошек, ученые уже.) Но беда в том, что Серебрянка - перевалочный пункт, и первую неделю

- неизвестно, дальше пассажир поедет или здесь осядет. (Из нашего этапа только я и остался.) А чужака авансировать - потом не расхлебаешься с финансовой отчетностью.

Да, все и всех можно понять - но Муську все равно жалко, до слез, как Муму.

XXXI

Серебрянка начинает свой бег из поганых болот, в которых не лазил - и не советую. Поросячьими завитками дозвенивает до Вишеры, та уже солидно вкатывается в Каму, но вот потом - запинка. Местные патриоты полагают, что Волга в Каму впадает, а не наоборот. И "Волга впадает в Каспийское море" - для них совсем не трюизм, а спорное утверждение, тем более - в озеро, а не в море, строго говоря.

Но в любом случае все было бы скучно и пресно без Беломора и Волго-Дона.

Привил-таки Отец народов нашу Серебрянку к мировым океанам. Так что мы жарким июльским полднем как бы сразу в четырех плещемся.

В детстве - захожу с папой в парк:

- Это настоящий лес, пап?