Поселение

Чтобы услышали - надо дверцу приоткрыть, а зачем медведю знать, что она открывается? Так и сидел, любовался на Потапыча. Наверное, этот же и в столовую лесную залез - утром, еще до приезда бригад. Разворотил там все, набезобразничал. Повар наш, Миша-узбек, все не верил, что настоящий тезка хулиганит - и кости не зарывал. Однажды только приехали, чифирнули - слышим:

кончают кого-то. Верещит, в ультразвук обрываясь. Похватали топоры, мчимся - от столовой крик. Миша и орал.

- Что такое?

Тот белый-белый (интересно, негр может так побледнеть?), только пальцем тычет, голос сорвал. Наслежено возле вагончика - будто тут все три приходили, прямо из сказки. Но нет, выяснилось - один был, просто долго, по-хозяйски топтался, осматривал, вынюхивал. Нашел помойку, кость оттуда вытащил, покрупнее, встал на задние лапы и в воздухе ею помахал. Как раз все это время Миша визжал предсмертно, на ступеньке перед дверью. Замок открыть еще не успел, а при виде Топтыгина - руки уже не слушались.

- Он мне, наверное, показать хотел: вот, больше ничего не беру, замолчи.

- А быстро мы прибежали, правда, Миш?

- Нет. Долго. Очень долго. - По бесстрастному счету три минуты, не больше.

После этого местный медвежатник (не по фене, а натуральный) выследил нахала и завалил. Тушу в зоновскую столовую привезли, я филе купил, килограмма три - еле сожрали. Очень вкусно, но хранить негде - в два присеста пришлось умять.

Однако это оказался не единственный в округе, другого пастухи видели, а вскоре и я наткнулся.

Дело в том, что если до делянок было не больше пятнадцати километров - я ходил на работу пешком. Вставал часиков в десять и, кофею выкушав, не торопясь - грибки, земляничка - топал на свою площадку. Как раз к обеду приходил, когда уже есть что принимать. Все менты, кроме молдаван, на мой режим дня сквозь пальцы смотрели, дежурство же Доноса и Гроссу для меня всегда кичей заканчивалось.

Сутки с выводом, то есть одну ночь всего - чистая проформа, но и вовсе игнорировать молдаванские докладные ДПНК не мог. У меня же были свои причины не ездить на машине, и я безропотно шел ночевать в ШИЗО, если присуждали.

В конце июля вылез хороший слой красных (только почему-то с белыми шляпками) - тем более глупо упускать: не такой уж у нас разносол, даже рентгеновские посылки учитывая. Хотелось прочесать осинничек вдоль дороги, уговорил Гарика, вместе отправились. Действительно, урожайное местечко оказалось: чуть ли не на каждом метре по семейке (я иногда себе рай таким представляю). Гарик по гребешку холма, а я внизу - режем, увлеклись, даже не перекрикиваемся. Да что перекрикиваться - и разогнуться некогда! Так я чуть башкой в медведя и не вперся. Чудом за полметра глаза поднял. Взглянули друг на друга в упор, по-мужски, и я - бочком-бочком - на дорогу. Тут заорал только:

- Гарик! Гарик! - больше ничего, но экспрессии вложил достаточно. Гарик мне потом сказал, что понял все без разъяснений.

То есть он поверху, я понизу, посрамляя Гиннеса, стометровку рванули. И здесь опять накатило на меня: чувствую - не могу в таком темпе больше, догоняет меня косолапый или нет - не могу, всё. Пусть терзает.

Остановился, оглядываюсь - на том же месте, где я на дорогу выскочил, - голова из кустов торчит, смотрит на меня. Даже печаль во взоре мне почудилась, хотя не ручаюсь с такого расстояния. Гарик, бурно треща, ссыпался по склону, задыхаемся оба, хохочем.

- Грибы-то не растерял?

- Какие грибы, Ленчик! Я так перебздел - чуть прямую кишку не потерял, а ты - грибы!

- Чего перебздел-то? Ты ж далеко от медведя был.

- Так ты бы свой крик слышал... Это меня в Судный день будить будут таким криком.

И до вечера я потом радовался и грустил. Так чудесно это вплавленное в память:

взгляд в упор и круглая башка из кустов, а печально - что да, лучший мир впереди, и все там прекрасно - верю и уповаю, но вот такого: стремглав от зверя

- и в хохот: спаслись! - не будет уже. Это - чисто наше, земное. Немножко жаль небожителей. Нет, не как Муму - но все-таки.

XXXIII

Единственно правильное отношение ко времени: оно должно скорей пройти. Не какою-то частью, а целиком, без остатка. Высшее обетование нам: "Времени уже не будет", - за что и люблю Апокалипсис.

Невыносимо же, чудовищно представить: дление, дление, дление - неизбывно, без конца. Но пока сидишь - обманываешь себя: мол, там, на свободе, - другое время, благое, драгоценное. Чепуха. Не надо обольщаться ничем оно не лучше тюремного.

Ну, свобода. Обертка из золотинки - а внутри? Становишься непоправимо вольным:

вмиг слетает зэковская беспечность, добродушие. Разучиваешься радоваться нормальным радостям: хорошей делянке, письму, летящим дням... Делаешься расчетливым, озлобленным хамом - как все кругом. С волками жить...

Да, вот прозвенит у каждого - и располземся по своим норам, выводить потомство, недолюбливать друг друга: русоволосые - узкоглазых, хохлы москалей, все хором