Посиделки в межпланетной таверне "Форма сущности" (СИ)

Сны его были сладки и наполнены видениями реванша. Кажется, в ходе одного из них он занимал место Чайфа, переводил бывшего шефа в личные референты и за каждое прегрешение гонял его, как пенсиль ванского козла. Ближе к финалу Боб соблазнял дочь шефа и обеих его хорошеньких племянниц, а тот долго и униженно благодарил его за внимание к своей семье.

Действительность не обманула ожиданий Криспена, и весь день вокруг бурлила публика. Он попеременно чувствовал себя топ-моделью и самозванцем. "Интересно, - размышлял он, - насколько хватит действия рубашечки?" Пока, по крайней мере, оно не иссякало. Похо же было на то, что половина конторы, уже видевшая его, привела посмотреть на него друзей и родственников, а вторая половина, по завчера не успевшая на представление, спешила заполнить сей про бел.

Домой Криспен вернулся порядком измотанным и выжатым, как белье на веревке. Он вознаградил себя за переживания (довольно приятные, но всё еще непривычные) тортом-мороженым и, вывалив его на тарелку, умял в одиночестве под боевик о похождениях суперсыщи ка Филипа Марлоу среди из рук вон плохо стреляющих злодеев и сек суально озабоченных дамочек. Потом он снял с полки первую попавшу юся книгу (это оказался сборник комиксов о своеобразных радостях склепа) и немного полистал ее. Наконец он решил, что программу дня можно считать исчерпанной, и с блаженным вздохом опрокинулся на ложе.

Роберта разбудил какой-то шорох. Вот так всегда: если особен но устал, то, едва уснешь, как что-нибудь обязательно разбудит - гудок ли машины за окном, внезапный ли приступ безумия у пьяного соседа сверху - и после этого сколько ни повторяй себе: "спать, спать", ничто не помогает. Ночной дом полон загадочных скрипов, стуков, шелеста, неритмичных шлепков, поразительно напоминающих шаги босых ног - или лап? Никому еще не удалось внятно и вразуми тельно объяснить природу этих звуков, но каждый из них ударяет по взбудораженным нервам, как взрыв. Вот и попробуй тут вновь отклю читься. Так и маешься до света, и только ранним утром провалива ешься в забытье, более похожее на хмельное, и просыпаешься с чу гунной головой.

Роберт прислушался, не раскрывая глаз. Никакого шума, кроме приглушенного жужжания улицы. Не смотри, ни к чему, засни, убеждал он себя. Смежи веки, погрузись в дрему, отдайся объятьям Морфея, черт возьми. Чтобы расслабиться, он начал представлять себе пооче редно всех знакомых девушек в самых рискованных позах. Это было приятно, но релаксация не наступала. Тогда он принялся вспоминать в мельчайших подробностях служебную документацию. Этот прием был надежнее, и Боб уже чувствовал, как его "я" отступает, растворяет ся в мутных водах, подымавшихся из подсознания... И тут шорох раз дался вновь. На сей раз он прозвучал резче, настойчивее. Казалось, некто или нечто задалось целью во что бы то ни стало разбудить его. "Нужно раскрыть глаза и проверить, что там", - убеждал себя Роберт - и не мог исполнить собственный приказ. Тело не повинова лось. Шелест повторялся и становился громче. По спине побежали му рашки, в конечностях ощущалась противная слабость. Наконец Криспен стряхнул с себя оцепенение и с усилием разомкнул веки. Но кошмар, который должен был, по идее, кончиться, продолжался. В спальне ко лыхались зыбкие тени. По углам горели, приковывая взор и ослепляя, крохотные точки, яркие, как нить накаливания электрической лампоч ки. Они пылали, словно топки адских печей, но ничего не освещали вокруг себя и казались дырами в ночи, проколотыми колдовской бу лавкой. Что-то неведомое надвигалось из тьмы. Вот оно приблизи лось, коснулось изножья кровати, поднялось на спинку и бесформен ной грудой застыло на ней. Помедлив около минуты - сердце Криспена колотилось так, будто требовало отпустить его на волю - оно пере валило на одеяло и поползло по нему, нащупывая дорогу двумя смутно видимыми в призрачном свете луны то ли клешнями, то ли щупальцами. "Конец, - понял Роберт. - Смерть". И, чтобы хоть как-то противос тоять этой безысходности, он рывком сел и вцепился в шевелящуюся кучу. "А если эта гадина ядовита?" - мелькнула паническая мысль, но Криспену было уже всё равно. Он рвал в клочья паутину бессилия, давил и душил сжавшегося в плотный ком врага. Не выпуская всё еще вяло сопротивлявшегося противника, Боб соскочил на пол и босиком добежал до выключателя. Тот привычно щелкнул, и умиротворяющий свет трехсотваттовой люстры залил комнату. Роберт держал в кулаках собственный, измятый и, конечно, абсолютно не одушевленный, пид жак, а кровать выглядела так, словно в ней гитлеровская зондерко манда ночевала с ротой русских партизанок. Никаких точечных огонь ков тоже, разумеется, не было. Не появились они и тогда, когда Криспен, в сердцах швырнув изнасилованный пиджак на кресло, с не которой опаской выключил люстру. Никто на него не нападал и, види мо, не собирался. Совершенно измученный, он, волоча ноги, добрался до кровати, опустился в нее, обнял подушку и отключил все связи с внешним миром.