Посидим по-хорошему

– Как живёшь, Мария? Родственники есть?

– Как? – Верой и надеждой… – вздохнула женщина, – Мне не везло с родственниками, зато везло на соседей.

– Пенсии-то хватает?

– Какая пенсия?! Меня вроде, как и в живых-то нет, – прослезилась женщина, – Здесь-то я на нелегальном положении. Жалованье мне не платят, а я всё равно хожу, не могу вас бросить. Кто же поможет вам горемычным? Убрать-то вон некому, помыть, постирать… Заэкономились совсем, окаянные! Питаюсь и живу при больнице. Еды много остаётся, что больные не съедают – я беру.

– И давно ты здесь на нелегальном положении?

– Больше года, – вздохнула Мария и, махнув рукой, с интересом взглянула на Катю, – А как родительница твоя? Что говорит?

– Ничего не говорит. Она даже не знает, что я в больнице.

– И про диагноз не знает?

– Нет. Я не рассказывала пока…

– Вот оно что… – задумалась Мария, – А я смотрю, всё одна, да одна, не передач, ни посетителей… Ясно. Ты ей обязательно всё расскажи, – немного помолчав, сказала Мария, – Пусть помолится. Материнская молитва со дна моря достанет!

– Не знаю, – задумалась Катя, – Может быть… Потом…

– Хоть бы письмецом её осчастливила что ли?! Мать всё-таки!

– Душе страшно! – Катерина испуганно взглянула на Кирилловну, – Не знаешь, когда и от чего умрёшь.

– Неважно от чего умрёшь, главное – для чего родился! – уверенно сказала сиделка, – Ты уж там, как знаешь, а весточку матери пошли.

Кирилловна обняла Катю, и они молча сидели на больничной койке. В этот момент каждая из женщин думала о своём. Сиделка вспомнила покойного мужа Василия и погибшего в автомобильной катастрофе сына Петю. Вспоминала свою прежнюю, относительно спокойную, жизнь. Трудовой коллектив, больные, с их заботами и переживаниями, крепкая семья – всё это создавало мощную, непоколебимую точку опоры, внушало ощущение сопричастности всем происходившим на Земле событиям, частью которых она, безусловно, являлась. Теперь же ей было страшно оставаться один на один с огромным, враждебным, эгоистичным миром, в обществе, теряющем последние нравственные устои.

Катя почему-то вспомнила свои детские, дошкольные годы, уютный московский двор, кожаные сандалии, солнечное летнее утро. Вот она пятилетняя девочка, вдоволь накачавшись на качелях, вбегает в свой подъезд, поднимается на третий этаж… Дома мама, она готовит завтрак. Дверь в кухню открыта, шторы на окнах слегка колышутся от лёгкого ветерка, солнечные лучи весело падают на кухонные полки, на посуду, на маму. В кухне работает радио, звучит музыка. Строки из той песни почему-то врезались в детскую память, и Катя вновь отчётливо слышала их.

Песня пусть начинается, до небес поднимается,Светом пусть наполняется, как заря.Посидим по-хорошему, пусть виски запорошены,На земле жили – прожили мы не зря…

К сожалению, всех слов она не запомнила, но то, что пришло на память, давало ясное представление о грандиозном замысле её авторов.

Спелый хлеб закачается, жизнь – она не кончается,Жизнь – она продолжается каждый раз.Будут плыть в небе радуги, будет мир, будут праздники,И шагнут внуки – правнуки дальше нас!

От всего происходящего, увиденного и услышанного, в её детской душе возникало ощущение радости, спокойствия и огромного бесконечного счастья, свойственного, наверное, большинству детей Земли.

Мама накрывает на стол. Ещё мгновение и в кухню войдёт отец, они вместе позавтракают, а потом отправятся в Парк культуры или в Сокольники, чтобы весело и с пользой провести выходной день. Они будут гулять, кататься на лодке или пойдут на аттракционы. Потом она, конечно, устанет, и отец посадит её на шею, и счастливая, с воздушным шариком в руке, Катя будет с гордостью смотреть на прохожих.

К подобным воспоминаниям Катерина относилась с какой-то тревожной нежностью. Ведь как легко неосторожными движениями сломать эти хрупкие лепестки!

Вернувшись мыслями к неведомой песне, мирно обитавшей в её детских воспоминаниях, Катя подумала, что наверно так и звучит вечно тревожная, всё определяющая музыка бытия. Теперь, на душе у неё, царила светлая, совсем не трагичная печаль.

Второе рождение

К Богу приходят в одиночку…

Через две недели Катерину Куранову выписали из больницы. Попрощавшись с Кирилловной, она пошла на сестринский пост за бумагами. В коридоре она столкнулась с зав. отделением, который попросил её зайти к нему в кабинет. Поставив все необходимые печати, Катя подошла к кабинету, на двери которого висела табличка – Томский Геннадий Андреевич. Она тихонько постучала в дверь.

– Да, да, войдите! – послышался голос из кабинета. Катя не спеша, вошла и огляделась по сторонам.

– Здравствуйте.

– А, это вы сударыня?! – улыбнулся врач, – Проходите, присаживайтесь.