Посидим по-хорошему

– Что? Что ты сказал? Да как ты посмел? Лузер! Ничтожество! Другие жёны за своими мужьями как за каменной стеной, а я потратила на тебя десять лет, и что теперь?!

– Браво! Браво! – Игорь захлопал в ладоши, – Вот это элоквенция! Браво! Обязательно вставлю эту сцену в свой роман. Как ты думаешь, уместно ли прозой? Пойми, дорогая, невежество не способствует трезвому анализу действительности. Не от того ли я любое своё переживание превращаю в прозу?

– Это твой Casus Belli? – Катя удивлённо взглянула на мужа.

– Да! – кричал Игорь, – Я живой, сложный, неоднозначный человек! Я отстаиваю право на внутреннюю свободу и независимость от всего, кроме нравственности!

– Юродивый! Без меня ты не проживёшь и года! Твои ближайшие родственнички лишат тебя единственного жилья!

– Может быть. Всё может быть, – грустно ответил Игорь, – Я не способен «размахивать руками», расчищая себе жизненное пространство. Я русский интеллигент!

Иногда в гости к супругам приходил Катин дядя, брат отца, высокий худощавый интеллигент в строгом костюме. Своим появлением ему удавалось на время разрежать обстановку. К Кате и Игорю он относился поистине с отцовской заботой. Стараясь, насколько это, возможно, заменить Кате отца, он окружил племянницу вниманием и сердечной заботой. После её вступления в законный брак, дядя не прекращал заботиться и по-прежнему наносил визиты. Дверь открыла Катерина.

– Дядя Костя! – обрадовалась племянница, – Я так рада, проходи!

– Покорнейше благодарю! – улыбнулся дядя и, поцеловав Катю, добавил, – Да-с, это вам.

– Ну, зачем? – засмущалась женщина, – Мои любимые!

– Катя взяла из рук дяди коробку с эклерами и понесла на кухню.

– Так-так! – дядя поправил перед зеркалом седую шевелюру и прошёл в кухню, – Вся в трудах?! – слегка приобняв племянницу, сказал он.

– Ты лучше о себе расскажи. Как твоя герменевтика? Как рукописи?

– Не волнуйся девочка, ничего от моих манускриптов не убудет! Над рукописью работаю. На здоровье не жалуюсь, да и вообще, не отстаю… Ну да что про меня! Как там наш литератор? Моль его ещё не съела? Пойду, взгляну…

Дядя Костя постучал в дверь комнаты Игоря.

– Знаешь, дядя, а Игорь теперь у нас затворник, – говорила Катя из кухни, – Все лишние вещи из комнаты – долой! Хочу, говорит, на себе почувствовать тяготы собственных персонажей! Как тебе это?

Дядя приоткрыл дверь комнаты и осторожно заглянул вовнутрь. Действительно, из всей мебели в комнате присутствовали лишь письменный стол с зелёной лампой и небольшой топчан. На полу валялись клочья, порванной исписанной бумаги. За столом сидел бледный всклокоченный молодой человек. Не поднимая глаз от бумаги, он произнёс:

– Проходи, чего встал?

– Превосходно! – сказал дядя, и, оглядев комнату, добавил, – Вот вам и преимущество познания опытного над познанием теоретическим! Однако, друзья мои, не следует превращать писателя в пустынножителя!

– Вот-вот, посмотри на этого аксакала! – сказала Катя и тяжело вздохнула, посмотрев на мужа, – Прошу к столу, у меня всё готово.

– Да, Игорёк, – выдержав паузу, заговорил дядя, – Я тоже вчера допоздна просидел в кабинете. Никак рукопись не закончу. Нет настроения! – развёл он руками, – Какая-то неизъяснимая тоска одолела, мерехлюндия…

– Ты меня удивляешь, – устремив на дядю пытливый взор, парировал Игорь, – Я, например, всегда отношусь с энтузиазмом к тому, над чем собираюсь работать. Да и время летит незаметно. Я просто растворяюсь в материале, когда работаю. Что чувствую, то и стараюсь делать.

– Счастливый ты человек, Игорёк, – с грустью сказал дядя, – как дышишь, так и пишешь. А у меня что? – махнул он рукой, – Так, не работа, а пачкотня! Может быть у меня повреждено мироощущение? Может слишком сильное чувство реальности? – рассуждал дядя.

– Странные вещи ты говоришь! – удивился Игорь, – Когда передо мной лежит чистый лист бумаги, то у меня и мыслей таких не возникает! Моё мироощущение измеряется категориями красоты. А что касается реальности, то она есть процесс, который включает в себя наше сознание. Разве не так?

– Знаешь, ты во многом прав, – сказал дядя, – Хорошо, что ты понял это вначале своего пути. Нельзя подчинять свою жизнь готовым схемам с потенциально летальными последствиями для самого себя. К сожалению, я это понял слишком поздно, – он внимательно посмотрел на молодого писателя и обнял его, – Ступая на столь трудный путь, ты хорошо всё обдумал?

– Всё это мной передумано и перечувствовано – значит, случайность исключена, – твёрдо ответил Игорь.

– Разве в этом твоё призвание? – дядя положил руку на свежую рукопись.

– Одному Богу известно – в чём моё призвание.

– Что же осталось у тебя из прежних увлечений?

– Литература – что ж ещё? – задумался Игорь, – Нужно лишь трудиться, нести свой крест и веровать. Я верю и мне легко, и когда думаю о своём призвании, то не боюсь жизни.

– Да, – задумался дядя, – Главное в нашем деле умение терпеть. Знаешь, а я тебе завидую! – оживился он, – По-человечески, по-доброму… Дерзай!