Разумеется, время – праздник. Столько в нём приправ,причуд и прикрас.Так в пустынном музее народов востока умиляешься лишний раз —сколь открыт образованному японцу мироздания стройный вид!Цепенеет, тлеет косматое солнце, вдоль по озеру лодка скользит,конь вдали гривастый процокал, светло-серая дышит мгла —только жаль, что полуслепому соколу не обогнать орла.Вот и мы, дружок, должно быть, могли бы петь во сне,о будущем не говорить,вдвоем разделывать снулую рыбу, клейкий рисв горшочке варить,под куполом в звёздный горошек насвистывать славный мотив,да зелёный чаёк из фарфоровых плошек прихлёбывать,ноги скрестив.Дальний путь, сад камней, золотые хлопоты – неужели тыдумаешь, я о Японии?Нет – я о зависти к чужому опыту, ревности к чужой гармонии.Открываешь газету – детоубийцы, наркоманы, воры,рабы страстей,а меж тем уверяют, что те же токийцы никогдане наказывают детей…Врут, конечно, как ветер в конце апреля. Вероятно,тюрингский гномтоже завидует русским лешим. Время слабеет,треща голубым огнём.Время опоры ищет, хотя и само оно тоже опора кому-то.Запуталась? Ничего.Видишь, как угль, черны крылья у ворона, тушь хороша,и вечер – чистое волшебство…
«Старые фильмы смотреть, на февральское солнце щуриться…»
Старые фильмы смотреть, на февральское солнце щуриться.Припоминать, как водою талой наполнялись наши следы.Детские голоса окликают меня с заснеженной улицы,детские голоса, коверкая, выкрикивают на все ладыимя моё. Над Москвой – деловой, дармовой, ампирной —мягкая пыль времени оседает на крыши, заглушаяперебранку ли, перекличку. Сказать по правде, мир мойобветшал и обрюзг за последние годы. Небольшаяэто беда, да и что кокетничать, потому какпритча насчёт земли и зерна, как и ранее,справедлива. Ещё не вечер. Поднаторев в науках —природоведении, арифметике, чистописании —дети играют в войну, ружьями потрясают, большимисаблями, пистолетами. Падают в мокрый снеги хохочут. Нет, пожалуй, всё-таки это чужое имя,или вообще не имя, а попросту – детский смехчередуется с криками, и право слово, неважнов чём их смысл, белладонны довольно ещё в зрачке,соглядатай, прильнувший глазом к замочной скважине,за которой бездонный спор на неведомом языке.
«Вечер страны кровав и лилов, ворон над ней раскрывает рот…»