Есть нечто в механизме славы – какой-то липкий, как во снедефект, как будто для забавы в случайном поршне-шатунезапрограммировали как бы изгиб, а может быть, надлом,укромный, как змея под камнем. Томится нищий за углом,и вся машина ходит шатко, и повторяешь без конца —что слава! Яркая заплатка на ветхом свитере певца.Есть что-то в механизме смерти – а я механику учил, —то приподнимет, то завертит, то выбивается из сил,то долго жертву выбирает, то бьёт наотмашь, но в концеконцов всё чаще побеждает с ухмылкой кроткой на лице.И, отдыхая, смотрит в оба, а мы о прошлом не поём,лишь замираем возле гроба и тихо плачем о своём.А что до механизма страсти… но, впрочем, вру. На сто частейразорван, жалок и безвластен, от просветляющих страстейя так далёк! Должно быть, слишком устал. Печаль моя тесна.Бежит компьютерная мышка, вздыхает поздняя весна,и шевелит губами, точно неслышно шепчет мне «простиза жизнь, потерянную почту, монетку светлую в горсти…»
«Передо мною дурно переведенная „Тибетская книга мёртвых“…»
Передо мною дурно переведенная «Тибетская книга мёртвых»,а на улице ранние сумерки. Скоро дождь.Где отсырели буквы, где выцвели, где и вовсе стёрты.А сохранились – что толку. Смысла в них не найдёшьвсё равно. Мёртвые ведь, как правило, книг не пишут,не шевелятся, не безумствуют и не дышат,только во сне приходят, пытаясь нам втолковатьнечто, известное только им. Не скрипи, кровать,не слепи мне глаза, Венера, планета гневных,не шурши, мелкозубая мышка, в ночной норе.Хорошо монаху в горах подпевает евнух,хорошо просыпаться от холода на заре.Как говорил учитель, блажен обречённый голоду,и не скроется город, воздвигнутый на вершине холма.Где же моя вода, где мой хлеб, где голубое золотообморочных, запоздалых снов? Книга моя самазакрывается. Заблудиться, воскреснуть – долго ли.Вечерами на горное солнце смотреть легко.Слышишь, как беспризорный бронзовый колоколиздаёт единственный крик, разносящийся далеко-далеко?
«Как парашютные натянутые стропы…»
Как парашютные натянутые стропыгудят дороги западной Европы,а там – центральная: делянки, чаша с ядом,овраги, скрашенные диким виноградом,а там – восточная, арбуз с подгнившим низом…Одни винят татар, другие – коммунизм.Давно ли тихий Франц – изгоем в сбритых пейсах —скитался в пиниях и кирхах европейских,где не с кем переспать и спирта выпить не с кем?Ему бежать бы к нам, толстым и достоевским,где кляча рыжая бежит в предсмертном мыле —вот расписался бы, покуда не убили…