Блеск нейлоновой лески, неловкий крючок, кострына обрыве. После глотка из железной флягипонимаешь, как хороши созвездия, как острымолодые лучи. Ползут по листу бумаги,остроумно свернутому в ленту Мёбиуса, пчелаи глухой муравей, шевеля антеннами, то и делоподнимаясь на задние лапы. Как там – насквозь прошла,но жизненно важных органов не задела.Рыболов, я уже не пишу по ночам многословных од.Годы – такая штука. Одни ушли, а другие не наступили.Так гроссмейстер, отдав мне право на первый ход,разгромил меня, как младенца, задолго до миттельшпиля.Серебрятся во тьме берега воспалённых рек. Нельзяв свете месяца отличить ладью от ферзя,разве что на ощупь. Дрожащим ольховым дымомиз-под ног уплывает земля во мраке непобедимом.Расстегай под водку, навар от тройной ухи —это всё отсутствует в области тёмной, древней,где апостол взвешивает подвиги и грехимного ревностней, чем в мировой деревне,где грифон возлегает с единорогом, там,где виляет, пуча глаза, душа по небесным вершам.Мало что изменилось, далекий мой ибн-Натан,с той поры, как ты считаешь меня умершим.
«Далеко ещё до холмов, и до гор ещё далеко…»
Далеко ещё до холмов, и до гор ещё далеко.Над зеленеющей степью свет лилов, как подписанныйприговор,не спеша течёт расплесканное молокооблаков, и дрожит редкий воздух, не узнавая себяв упор.Дремлю в самолёте, скорчившись. А за бортом – весна.Небо вибрирует, сотрясается ледяное небо,и детские ангелы Рафаэля, растиражированные намиллионах предметов ширпотреба,опираются на него, как Христос – на водуГалилейского озера, усмехаются, слёзы льют.Это вам, шепчут, лукавому родунужна под ногами почва, нужен вечный приют.Это вы, твердят, неблагодарные твари,с образом в левой и обрезом – в правой руке,страсти ваши – словно дырка в воздушном шаре,всё-то рвётесь в лес, волчата на цирковом поводке.Я не слушаю этих безответственных откровений.Я, как и все мои близкие, незадачливый сын земли.Ангелы мои, ангелы, давно ль вы дружили с ВенейЕрофеевым – и куда его завели?Я наслаждаюсь полётом, думая в полусне,что пчелиные соты к апрелю совсем пусты,и никаких пастухов в пустыне, конечно, неразличишь с такой головокружительной высоты.
«Стыдно сказать, но в последнее время я сущим сухим листом…»