Есть одно воспоминанье – город, ночь, аэродром,где прожектора сиянье било черным серебром.Наступал обряд отъезда за границу. Говорят,что в те годы повсеместно отправляли сей обряд —казнь, и тут же погребенье, слёзы, и цветы в руке,с перспективой воскрешенья в неизвестном далеке,тряпки красные повсюду – ах, как нравился мой страхгосударственному люду с отрешённостью в глазах,и пока чиновник ушлый кисло морщил низкий лоб —раскрывался гроб воздушный, алюминиевый гроб.Полыхай, воспоминанье – холод, тьма, аэропорт,как у жертвы на закланьи, шаг неволен и нетвёрд,сердце корчится неровно, лёгкой крови всё равно —знай течёт по жилам, словно поминальное вино, —только я ещё не свыкся с невозвратностью, увы,и, вступив на берег Стикса в небе матушки-Москвыразрыдался, бедный лапоть – и беспомощно, и зло,силясь ногтем процарапать самолётное стекло,а во мгле стальной, подвальной уплывала вниз земля,и качался гроб хрустальный, голубого хрусталя…Проплывай, воспоминанье – юность, полночь, авион.Отзвук счастья и страданья, отклик горестных времён,где кончалась жизнь прямая в незапамятном раю, кгорлу молча прижимая тайну скорбную свою…
«Окраина – сирень, калина…»
С. Каледину
Окраина – сирень, калина,окалина и окарина,аккордеон и нож ночной.Кривые яблони, задворки,враги, подростки, отговорки,разборки с братом и женой.Лад слободской в рассрочку продан,ветшает сердце с каждым годом,но дорожает, словно дом,душа – и жителю предместьяне след делиться бедной честьюс небесным медленным дождём,переживая обложные,облыжные и ледяныес утра, с двадцатого числа.Дорогою в каменоломнюты помнишь радугу? Не помню.Где свет? Синица унесла.Устала, милая? Немножко.В ушах частушка ли, гармошка,луной в углу озаренаскоропечатная иконка.Играй, пластинка, тонко-тонко —струись, сиянье из окна,дуй, ветер осени – что ветеру Пушкина – один на свете,влачи осиновый листоктуда, где, птицам петь мешая,зима шевелится большаяза поворотом на восток.