Послания

Ничего, кроме памяти, кромеозарённой дороги назад,где в растерзанном фотоальбомепожелтевшие снимки лежат,где нахмурился выпивший лишкубеззаконному росчерку звёзд,и простак нажимает на вспышку,продлевая напыщенный тост, —мы ли это смеялись друг другу,пели, пили, давали зарок?Дай огня. Почитаем по кругу.Передай мне картошку, Санёк.Если времени больше не будет,если в небе архангела нет —кто же нас, неурочных, осудит,

жизнь отнимет и выключит свет?Дали слово – и, мнится, сдержали.Жаль, что с каждой минутой труднейразбирать золотые скрижалидавних, нежных, отчаянных дней.Так давайте, любимые, пейте,подливайте друзьям и себе,пусть разлука играет на флейте,а любовь на военной трубе.Ах, как молодость ластится, вьётся!Хорошо ли пируется вам —рудознатцам, и землепроходцам,и серебряных дел мастерам?

«То эмигрантская гитара…»

То эмигрантская гитара,то люди злые за углом —

душа ли к старости усталамахать единственным крылом?Запить водой таблетку на ночь,припомнить древний анекдот…Знать, Владислав Фелицианычопять к рассвету подойдёт.Снимает плащ, снимает шляпуи невозможный зонтик свойв прихожей отряхает на пол,а там, качая головой,задвижку на окне нашарит,шепнёт: «Зачем же так темно?»и тут же страшный свет ударитв моё раскрытое окно.И подымаюсь я с постели,

подобно Лазарю, когдавстают в подоблачном пределедеревья, звери, города,где все умершие воскресли,где время стиснуто в кулак,где тяжелы земные песнив ржавеющих колоколахи над железной голубятнейгуляет голубь в вышине —и день прекрасней и превратней,чем мнилось сумрачному мне.Пошли мне, Господи, горенья,помилуй – бормочу – меня,не прозы, не стихотворенья,дай только горького огня, —и умолкаю без усилий,

и больше не кричу во сне,где у окошка мой Виргилий —худой, в надтреснутом пенсне.

«Пусть вечеру день не верит – светящийся, ледяной…»

Пусть вечеру день не верит – светящийся, ледяной, —но левый и правый берег травой заросли одной —пожухлой, полуживою, качающей головой —должно быть, игрец-травою, а может, дурман-травой.А солнце всё рдеет, тая, когда выдыхает «да»река моя золотая, твердеющая вода,и мокрым лицом к закату слабеющий город мойповёрнут – хромой, горбатый и слепоглухонемой.И мало мне жизни, чтобы почувствовать: смерти нет,чтоб золото влажной пробы, зелёное на просвет,как кровь, отливало алым – и с талого языкастекала змеиным жалом раздвоенная строка.

«Половинка яблока. Первый снег…»