Медленно, медленно гаснет несытый ночной очаг.Где-то на севере дева читает Библию при свечах.Бог говорит мятежному вестнику: «Успокойся!»Где-то на севере, где подо мхом гранитблещет слюдою синей и воду озёр хранит,верстах в двухстах к востоку от Гельсингфорса.Где-то на севере – был, говорят, и такой зачин.Если поверить книге, извечный удел мужчин —щит и копьё, а женщин – шитьё да детинеблагодарные, с собственною судьбой(девочкам – вдовьи слёзы, мальчикам – смертный бой).Дева читает книгу, матушка чинит сети,добрый глава семейства, привыкший спать у стены(руку под щёку, на столик – трубку), обычные видит сны —нельма и чавыча, да конь вороной, наверно.Свечи сгорают быстро. Вьюшку закрыть пора.Всю-то округу завалит первый снежок с утра.Бог уверяет дерзкого: «Я тебя низвергнув ад без конца и края». Кожаный переплётвытерся по углам. На окошке осенний лёдскладывается в узоры: лишайники, клён, лиана.В подполе бродит пиво. Горестно пискнет мышь,в когти попав к коту, а вообще-то ни звука – лишьтрубный храп старика-отца – он ложится рано.
«Меняют в моём народе…»
Меняют в моём народеСмарагд на двенадцать коней,До страсти, до старости рвутся к свободе,И не знают, что делать с ней.Облаков в небе глубоком —Что перекати-поля в степи,И недаром своим пророкамГосподь завещал: терпи.А мы ни петь, ни терпеть не умеем,Знай торопим зиму в чужом краю,Загоняем бедных коней, не смеемВлиться в ангельскую семью.Как далёко за этот поход ушли мыОт садов Эдема влажного, отЗолотистой неодушевлённой глины,От гончарных выверенных забот!Розовеет рассвет, саксаул-горемыка тлеет,Злится ветер, ночь-красавицу хороня.Да продрогшие агнцы бессильно блеютВокруг замирающего огня.
«Плещет вода несвежая в бурдюке…»
Плещет вода несвежая в бурдюке.Выбраться бы и мне, наконец, к рекеили колодцу, что ли, но карте ветхойлучше не верить. Двигаются пески,веку прошедшему не протянуть руки,сердцу – не тяготиться грудною клеткой.На спину ляжешь, посмотришь наверх – а тамта же безгласность, по тем же кружат местамзвёзды немытые. Холодно, дивно, грустно.В наших краях, где смертелен напор времён,всадник не верит, что сгинет в пустыне он.Падает беркут, потоки меняют русло.Выйти к жилью, переподковать коняс мордой усталой. Должно быть, не для меняиз-за наследства грызня на далёкой тризнепо золотому, чёрному. Пронесласьи просверкала. Не мучайся. Даже князьтьмы, вероятно, не ведает смысла жизни.